Культура и депрессия:
определение, диагностические сложности и рекомендации

Леон Ф., Калибацева З. (США), Молчанова Е. (Кыргызстан)

	Фредерик Леон –  член научно-редакционного совета журнала «Медицинская психология в России»; –  Профессор, доктор психологии (клиническая психология и организационная психология), Директор Консорциума Транскультуральных Психологических Исследований (КТПИ), Государственный университет штата Мичиган, США. E-mail: fleong@msu.edu
	Зорница Калибацева –  аспирант Консорциума мультикультуральных психологических исследований Государственного Университета штата Мичиган, Лансинг, США. E-mail: zorito7@gmail.com
	Молчанова Елена Сергеевна –  член научно-редакционного совета журнала «Медицинская психология в России»; –  кандидат медицинских наук, доцент направления психологии Американского Университета в Центральной Азии, доцент кафедры медицинской психологии, психиатрии и психотерапии Кыргызско-Российского (Славянского) Университета (КРСУ), научный консультант Кыргызской Психиатрической Ассоциации. E-mail: emolchanova2009@gmail.com

Аннотация. Статья носит обзорный характер и освещает культуральные различия в переживании и предъявлении депрессии у представителей различных этнических групп. Подчеркивается проблема гомогенизации современной психиатрии, указываются факторы, приводящие к гипо- и гипердиагностике депрессии. Авторы рекомендуют полимодальный подход к пониманию и диагностике депрессивных переживаний, который может быть применен к другим психическим расстройствам, симптоматика которых тесно связана с контекстом культуры.

Ключевые слова: культура, депрессия, культуральная психопатология, гомогенизация психиатрии, полимодальный подход.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Введение

Диагноз психического расстройства не сводится к сверке признаков, перечисленных в современных классификационных системах с симптомами, отмеченными психиатром у пациента. Несмотря на удобство универсальных алгоритмов, протоколов и классификаций, несомненные позитивные последствия введения общего для всех тезауруса, психиатрическая глобализация стирает детали, обусловленные местом проживания, историческим временем, принадлежностью к определенной социальной или этнической группе. Все эти «мелочи», которые оцениваются как «незначительные», могут оказаться весьма существенными в процессе принятия диагностического решения. Данная обзорная статья посвящена проблеме гомогенизации представлений о психической патологии при существующих культуральных различиях и представляет читателю полимодальный подход к пониманию и диагностике депрессии. Полимодальный подход, по мнению авторов, может быть применен и к другим психическим расстройствам, симптоматика которых зависит от культурального контекста не в меньшей мере, чем от биологических причин.

Культура: определение понятия

Концепция культуры не имеет единого определения. Одно из наиболее популярных описаний понятия было дано Marsella [25], который обозначил культуру как «совокупность разделяемых форм поведения, приобретенных в результате научения и передаваемых из поколение в поколение в целях успешной адаптации к себе и окружающему миру». Внутренняя репрезентация культуры представлена ценностями, верованиями, характерными чертами восприятия, эпистемологией и даже особенностями биологического функционирования. Внешняя культура включает в себя предметы искусства, принятые социальные роли, традиции, ритуалы и соответствующие институты.

Hofstede [9] емко назвал культуру «программой, загруженной в разум», а Brisling [5] определил основную функцию культуры как «заполнение пробелов в ощущениях, восприятии и воспоминаниях на основании социально разделяемых и накопленных знаний». Концепция субъективной культуры, предложенная Triandis [41], вполне созвучна определению, данному Marsella [25]. Субъективная культура — «культура в наших разумах» составлена из общей, разделяемой всеми информации, правил взаимодействия и когнитивных процессов, формирующих личностную реальность. Все эти компоненты ненавязчиво развиваются и адсорбируются в процессе социализации, не требуя осознанных усилий. Субъективная культура состоит из индивидуальных особенностей восприятия, ожиданий от окружающих и от себя, способов познания мира, которые интуитивно оцениваются как сами собой разумеющиеся. Таким образом, субъективная культура, по Pedersen [35], «подобна воздуху»: ее присутствие становится очевидным только при депривации — когда привычные правила поведения перестают быть валидными и необходимо усваивать новые, принятые в данном культурном контексте.

Концепция культуры тесно связана с принадлежностью к определенной группе и применима к популяциям, которые географически, лингвистически, религиозно или исторически отделены друг от друга. Называя культуру «западной» или «восточной», «европейской» или «азиатской», «христианской» или «исламской», исследователи позволяют себе, с одной стороны, чрезмерное обобщение, с другой — акцентируют действительно существующие различия в измеряемых переменных (индивидуализм — коллективизм, взаимозависимость — независимость, проницаемость — плотность групповых границ, т.д.)

Культура «этнического меньшинства» — термин, широко используемый в современных исследованиях, представляется весьма сложным для объяснения и понимания. Понятие «этническое меньшинство» определяется страной, в которой данное «меньшинство» проживает. Feskens и Hox [8], обратившись к статистическим комитетам шести европейских стран, определили три критерия принадлежности к этническому меньшинству: 1) иное гражданство, 2) история собственного гражданства и гражданства родителей, 3) этническая идентичность.

В рамках данной статьи наиболее полезным представляется последний критерий — этническая идентичность, отличная от идентичности основного населения государства. В этой связи, американцы азиатского происхождения, так же как и американские индейцы, попадают в группу «этнического меньшинства», несмотря на многолетнюю историю гражданства первых и коренное американское происхождение вторых.

Признается, что культура оказывает значительное влияние на психопатологию, в частности, формирует реестр типичных поведенческих ответов на физические и психологические стрессоры, предпочитаемые копинг-стратегии, представления о самом себе и окружающем мире, основные мотивации, шкалу ценностей, используемую терминологию, понимание «нормальности» и «ненормальности», концепцию здоровья, культурально-обусловленную классификацию расстройств, их иерархию по «престижности», предъявление симптомов и динамику течения болезни [31]. Дополнительные переменные, такие как принадлежность к определенной этнической группе, национальность, миграция, урбанизация, уровень бедности и параметры индивидуализма-коллективизма, тоже не остались без внимания исследователей [6; 31].

Новая область научных знаний, изучающая взаимовлияние культуры и психопатологии — культуральная психопатология (cultural psychopathology) возникла сравнительно недавно [15; 23]. Оценивая концепцию и методологию, применяемую в культурально-психологических исследованиях, Lopez and Guarnaccia [23] обнаружили, что культура так или иначе влияет на все этапы научного исследования: формирование теоретического конструкта, выбор языка проведения эксперимента/опроса респондентов, дизайн концептуальных моделей, взаимодействие между исследователем и участниками, понимание и определение симптомов и психических расстройств в целом.

В 2001 году департаментом здравоохранения США был опубликован доклад под названием «Психическое здоровье: культура, раса, этничность», акцентирующий необходимость изучения культуры для преодоления барьеров, мешающих проведению терапии. Доклад подчеркивал значимость этноцентризма — тенденции воспринимать реальность с позиции индивидуального опыта. Следует отметить, что международная классификация болезней 10-го пересмотра [43] и классификация психических расстройств Американской Психиатрической Ассоциации [1] отражают взгляды на здоровье и болезнь, взращенные западной культурой [6; 16; 31] и конгруэнтны западным представлениям об этиологии, экспрессии, диагностике и лечении психических расстройств. Термин «западный» используется как абстрактный и общий по отношению к США, Канаде, Западной Европе, Австралии и Новой Зеландии. Более того, называя культуру «западной», исследователи игнорировали представления о болезни и здоровье, бытующие среди расовых и этнических меньшинств, проживающих в том же западном мире.

Культура и психиатрический диагноз

Один из спорных вопросов культуральной психопатологии касается универсальности концепций нормы и не–нормы [4; 7]. Исследователи дискутируют по поводу того, являются ли психические расстройства etic–феноменом (универсальными для всех культур) или emic (специфичными для каждой отдельной культуры). В случае депрессии, универсальный подход предполагает, что все люди, независимо от культуры, одинаково предъявляют симптомы расстройства. Универсальные диагностические критерии, таким образом, могут быть применимы для всех, независимо от места проживания, этнической, национальной и расовой принадлежности. Напротив, культурально-специфичный подход утверждает, что, несмотря на существование общих признаков депрессии, субъективное переживание и предъявление симптомов расстройства тесно связано с культурной принадлежностью пациента [5; 6; 11; 42]. Более того, культура может определять так называемый «симптоматический фонд (symptomatic pool)» — набор наиболее уместных проявлений страдания в рамках данного культурного круга, динамику течения заболевания и выбор наиболее культурально-приемлемых способов терапии [42]. Как европейская, так и американская классификационные системы построены на универсальном принципе, игнорирующем роль культуры в постановке психиатрического диагноза. Данный факт неоднократно оказывался в поле зрения исследователей. Описание диагностических категорий игнорирует такие «мелочи» как систему ценностей пациента, социальное положение, духовность, жизненные цели. Минимизация перечисленных характеристик автоматически выводит на первый план представление о нормативной личности в западном обществе, что предполагает автономность, свободу воли и индивидуализм [7], в то время как в восточных культурах могут цениться другие качества, такие как коллективизм, взаимозависимость и родственные связи [5; 23].

В дополнение к обычным типам валидности, Leong [21] предложил использовать термин «культуральная валидность». Культуральная валидность диагноза определяет меру точности в оценке состояния пациента в рамках конкретного контекста, который включает в себя сложную систему верований, ценностей, взаимодействий и накопленных знаний, неотделимых от культурной принадлежности [39]. Низкая культуральная валидность диагноза, по Leong, может быть обусловлена действием нескольких факторов [21]:

1) патопластичностью самого психического расстройства;

2) особенностями культурально-обусловленного предъявления симптомов;

3) предвзятостью врача;

4) словарным запасом и лексическими навыками как пациента, так и терапевта;

5) несоответствующим использованием диагностических инструментов, большинство из которых были разработаны представителями западного научного сообщества.

Концепция патопластичности психических расстройств отражает разнообразие симптомов, течения, исхода и распространенности психических расстройств в различных культуральных группах [45], например, отличия в распространенности депрессии в разных странах или среди представителей различных этнических меньшинств, проживающих в одной и той же стране [10]. Вторая погрешность культуральной валидности относится к особенностям предъявления симптомов в разных культурах. Так, Ryder с соавторами [36] обнаружили, что канадцы европейского происхождения гораздо более открыты в предъявлении психологических проблем, чем канадцы азиатского происхождения. Третья погрешность заключается в культурной предвзятости самого терапевта в принятии клинических решений. Показательным представляется следующий пример: Li-Repac [22] попросил пять белых врачей-психиатров и пять врачей — американцев китайского происхождения оценить одних и тех же пациентов, половина из которых были американцами китайского происхождения, половина — англосаксами. Врачи европеоидной расы оценили китайских пациентов как более подавленных и депрессивных, с меньшими социальными и личностными ресурсами, в то время как китайские терапевты оценили белых американцев с депрессией как значительно более тяжелых по сравнению с клинической оценкой, предоставленной психиатрами европеоидного происхождения.

Kirmayer [11] предложил теоретическую конструкцию, интегрирующую культуру, контекст и опыт в постановке клинического диагноза. Психиатрический диагноз, по мнению автора, есть не только результат универсальной психопатологии, напротив, когнитивная социальная психология и клиническая этнография предоставили убедительные доказательства того, что переживание признаков расстройства и предъявление симптомов основано на культурных системах.

Культура и депрессия

По данным Всемирной Организации Здравоохранения, депрессия расценивается как ведущая причина нетрудоспособности и четвертая в рейтинге заболеваемости [44]. Депрессия называется одной из ведущих проблем современного здравоохранения и, по прогнозам экспертов, к 2020 году займет второе по распространенности место [34]. В соответствие с последними эпидемиологическими данными, депрессия распознается во всех странах и среди всех этнических и расовых групп [46]; заболеваемость депрессией (данные только для большого депрессивного эпизода) составляет от 10 до 15% для женщин и от 5 до 15% у мужчин [1].

Столь серьезная проблема, несомненно, диктует необходимость принятия срочных мер для более глубокого изучения этиологии, феноменологии, оценки, диагностики и лечения. Культура играет немаловажную роль во всех перечисленных составляющих понимания депрессии, формирует способы переживания и предъявления депрессивных симптомов, влияет на способы описания признаков депрессии пациентом и оценку их тяжести врачом. Исследования взаимодействия и взаимовлияния культуры и депрессии продолжаются уже более полувека, количество публикаций, посвященных данной проблеме, достигло своего апогея в 2006 году [10; 17; 18; 25; 28; 39].

Западная концептуализация психического здоровья до сих пор базируется на картезианской парадигме, различия между «психическим и соматическим» в западной медицине предполагают, что психология и психиатрия занимаются вопросами психической деятельности, в то время как соматическая медицина — проблемами тела [2]. Подобное разграничение представляется весьма спорным, так как все психические расстройства, перечисленные в DSM-IV-TR и ICD-10, включают соматический компонент. Западные психиатры достаточно часто описывают депрессию в системе понятий вины, индивидуализма, принятия решений и самоконтроля [25], и аффективная составляющая депрессии рассматривается как имеющая гораздо большее значение для американской популяции по сравнению с азиатской выборкой [37]. Восточное переживание депрессии, напротив, отражает представление о неразрывности психического и телесного, что может объяснить широкое распространение соматизации аффекта у представителей восточных культур [17; 37]. Основным симптомом депрессии, в соответствие с современными классификациями, считается патологически сниженное настроение. Тем не менее, ведущей жалобой представителей восточных культур редко бывает сниженное настроение, на первый план выходят изменения аппетита, головные боли, боли в спине, в желудке, нарушения сна и выраженная усталость [16]. Логично, что подобное предъявление признаков психического страдания приводит пациентов к врачу первичной медицинской сети или к народному целителю, и диагноз психического расстройства не выставляется. Согласно DSM-IV [1], печальное настроение и ангедония необходимы для диагностики депрессивного эпизода. Вместе с этим, диагностика расстройства в соответствие с критериями DSM-IV включает значительные изменения аппетита или веса тела, проблемы со сном, психомоторную заторможенность или возбуждение, усталость или анергию, трудности концентрации и принятия решений, чувство собственной никчемности, вины, суицидальные мысли, намерения, суицидальные попытки. Для постановки диагноза большого депрессивного эпизода как минимум пять из перечисленных признаков должны присутствовать в течение как минимум двух недель, практически каждый день и в течение большей части дня. Следует отметить, что некоторые из признаков депрессии, включенные в перечень симптомов, точно ассоциируются с христианскими и иудейскими представлениям о чувстве вины, греховности, лени, отчаянии и никчемности [28], что далеко не всегда применимо в других культурах, с иными религиозными верованиями и общественными нормами.

Marsella [24; 25] предполагает, что одним из наиболее значимых факторов, влияющих на переживание депрессии, является культурально-обусловленная концепция личности. На одном полюсе континуума, по его мнению, располагаются культуры с индивидуалистической репрезентацией личности, оперирующие абстрактными понятиями и лексическими моделями, четко отражающими реальность. В таких культурах индивидуум, обладающий «объективными знаниями о реальности», предъявляет аффективные, экзистенциальные, когнитивные и соматические симптомы депрессии, переживает чувство изоляции и отдаленности. Западные культуры высоко ценят индивидуальность и ответственность и зачастую связывают депрессивные признаки с потерей контроля над происходящим, беспомощностью и бессилием. На другом полюсе континуума представлены культуры с неиндивидуалистической структурой личности, оперирующие метафорами и образно переживающими реальность. Представители этих культур обладают «субъективными знаниями о реальности» и зачастую переживают депрессию через призму соматических симптомов и межличностных взаимодействий — через специфичный для данной культуры «симптоматический фонд», включающий набор наиболее приемлемых для сообщества признаков предъявления серьезного дистресса. Например, некоторые азиатские культуры (китайская, японская, корейская) уделяют особое внимание личностной субординации, взаимодействию с другими и гораздо меньшее значение придают потери контроля над происходящим вне границ собственной личности. Таким образом, ощущение собственной беспомощности может вообще не прозвучать в процессе общения пациента и психиатра. Все вышеперечисленные аспекты могут приводить как к гипо-, так и гипердиагностике депрессии — двум полюсам единой шкалы: одним из эффектов принятых мер по обучению врачей общего профиля и снижению количества «недодиагностированных» пациентов становится увеличение числа тех, кому был ошибочно выставлен диагноз и предприняты несоответствующие терапевтические меры. Несмотря на серьезность проблемы, она стала изучаться сравнительно недавно [40]. Материальная заинтересованность врачей в назначении антидепрессанта определенной фирмы является, безусловно, поощряющим стимулом диагностики депрессии [42]. Кроме того, чрезмерно широкое употребление термина «депрессия» могло вызвать его клиническую девальвацию и превращение понятия в синоним плохого настроения или самочувствия.

В целом, анализ литературных данных указывает на почти универсальный феномен гиподиагностики депрессии в культурах национальных меньшинств, одной из причин называется американизированная (западная) модель болезни, не всегда подходящая для представителей других культур [11]. Сам термин либо отсутствует в языке многих народов [42]; редко используется в других [5], либо обозначает иное, отличное от депрессии расстройство [19].

В западной культуре и в странах, активно адаптирующих универсальный понятийный аппарат, отмечается иная тенденция. Исследование, проведенное в госпиталях первичной медицинской сети (Таррагона, Испания) четко вывило, что каждому шестому пациенту без признаков депрессии был выставлен диагноз и назначен антидепрессант [3].

Гомогенизация психиатрии и распространение биомедицинской модели возникновения психических расстройств.

Распространение биомедицинской модели психических расстройств устойчиво ассоциируется с процессом дестигматизации. На первый взгляд, идея о том, что психическое расстройство — это результат химического дисбаланса, такое же заболевание, как и любое другое, действительно способствует меньшей стигматизации пациентов. Западные профессионалы предложили термин «грамотность в области психического здоровья», определяющий степень соответствия знаний респондента биомедицинской модели. Исследование, проведенное под эгидой Всемирной психиатрической ассоциации в 1997 году [42, C. 80], называло респондента «знающим» и «образованным», а также «доброжелательным и поддерживающим психически больных» в том случае, когда он/она определял психическое расстройство как «такое же расстройство, как и многие другие». Логика подобного утверждения действительно кажется неоспоримой: если психическое расстройство вызывается нейромедиаторным дисбалансом и его возникновение не зависит от стиля жизни, влияния сверхъестественных сил или осознанного выбора, то пациент защищен от стигматизации. Более того, общественное мнение не будет возлагать на пациента с психическим расстройством ответственность за эффективность терапии, клеймя его/ее за недостаточно сильное желание выздороветь.

Исследования показывают, что в течение последних пятидесяти лет мировая научная общественность прочно усвоила биомедицинскую модель этиологии психических расстройств и успешно распространила ее не только в США и странах Западной Европы. Можно с уверенностью утверждать, что радикальное изменение представлений в сфере психического здоровья свидетельствует о невероятных усилиях профессионалов, НПО, правозащитников и, несомненно, фармацевтических компаний [там же, C. 86].

К сожалению, пока специалисты в области психического здоровья выигрывали концептуальное сражение, битва против стигмы оказалась проиграна. Исследования, проведенные в США между 1950-ми и 1996-м годами продемонстрировали, что уровень восприятия опасности пациента с психическим расстройством неуклонно возрастал. Похожие исследования, проведенные в Германии, показали сходные результаты: желание держаться подальше от людей с психическими расстройствами прогредиентно увеличивалось между 1990 и 2001 годами [там же, C. 95]. Попытавшись выяснить причины растущего негативного отношения к пациентам, страдающим психическими расстройствами, исследователи пришли к парадоксальному заключению: среди респондентов, не желающих общаться с пациентом по причине его/ее непредсказуемости и опасности для окружающих, оказывались именно те, кто успешно адаптировал биомедицинскую модель. Этот неутешительный вывод был сделан после многочисленных повторных исследований, проведенных во всем мире. Проблема негативного воздействия биомедицинской модели на процессы дестигматизации, как объясняет это явление Ethan Watters, состоит в том, что «мозг представляется значительно более поврежденным в том случае, если результатом повреждения становятся биологические причины либо генетические факторы по сравнению с повреждениями, которые вызываются жизненными событиями» [42, C. 102]. Драматический эксперимент профессора Sheila Mehta [32] наглядно ответил на вопрос, каким образом представления о причинах психического расстройства могут трансформироваться в особенности взаимодействия с пациентами. Дизайн исследования напоминал классический эксперимент Стэнли Милгрэма: участник знакомился с «учеником» — в действительности ассистентом экспериментатора, и, перед началом обучения, «ученик» информировал «учителя» о том, что страдает психическим расстройством. Независимой переменной служила добавляемая «учеником» информация о том, что его/ее психическое расстройство генетически опосредовано и связано с химическим дисбалансом в головном мозге (медицинская модель), либо о том, что расстройство вызвано определенными событиями, которые произошли с «учеником» в раннем детстве (психосоциальная модель). В процессе обучения «ученик» должен был усвоить простые последовательности нажатия кнопок. За неправильный ответ «ученик» наказывался ощутимым, но безопасным ударом электрического тока, причем решение о необходимости наказания выносилось «учителем».

Анализируя полученные данные, Mehta обнаружила драматические различия между двумя группами участников: те, которым было представлено биомедицинское объяснение возникновения психического расстройства, значительно чаще наказывали своих «учеников» за неправильные ответы, чем те, которым была предоставлена психосоциальная объяснительная модель. Позже она писала, что «отношение к пациенту как к носителю химических аберраций головного мозга дегуманизирует человека с психическим расстройством, превращая его в физически отличного от других… почти в иное существо» [32, C. 412].

В книге «Культура и депрессия», Kleinman and Good [18], цитируя антропологов, психологов и психиатров, ставят под сомнение валидность биомедицинской модели депрессии. Авторы настойчиво рекомендуют не забывать о позитивных моментах использования других моделей (например, психосоциальной), которая более успешно, чем биомедицинская объясняет стереотипы предъявления соматических жалоб, варианты определения плохого настроения в различных культурах, уникальные идиомы, описывающие настроение и признаки дистресса.

Полимодальный подход к пониманию и диагностике депрессии

Этнокультуральные различия в переживании депрессии зачастую плохо определяются при использовании психодиагностических инструментов. Существующие методы количественной и качественной оценки депрессивных симптомов могут оказаться культурально невалидными, что, безусловно, снижает клиническое использование стандартизованных тестов в азиатских культурах [30]. Признаки депрессивного эпизода по разному проявляются у представителей разных культур. Сложности измерения депрессии привели Marsella к необходимости создания полимодальной модели [24; 25; 26], предполагающей наличие пяти различных проекций одного депрессивного переживания: 1) аффективной; 2) соматической; 3) межличностной; 4) когнитивной и 5) — экзистенциальной. Автор считает, что все перечисленные компоненты с необходимостью присутствуют в депрессивном переживании, но имеют разную выраженность в зависимости от культурного контекста. Так, клиническая картина депрессии у представителей западной культуры в большей степени отражает аффективные и экзистенциальные признаки (депрессивное настроение, разочарование, безнадежность и бессмысленность существования), в то время как в азиатских культурах более вероятно предъявление признаков соматической составляющей депрессивного переживания (изменение веса, аппетита, проблемы со сном). Для проверки разработанной модели, Marsella, Kinzie and Gordon [29] применили факторный анализ в исследовании экспрессии депрессивных признаков у американцев японского, китайского и европейского происхождения. Авторы обнаружили различия в профилях депрессивных симптомов в трех сравниваемых подгруппах: признаки депрессии американцев китайского происхождения в основном включали соматические жалобы (головные боли, нарушения сна, пищеварения), американцы японского происхождения в большей степени переживали межличностные проблемы (нежелание и страх встречаться с новыми людьми, отсутствие желания общаться с друзьями, чувство стыда), в то время как депрессия у американцев европейского происхождения была оформлена аффективно, экзистенциально и когнитивно (потеря интереса к происходящему, плохое настроение, суицидальные мысли, нарушение концентрации внимания и ухудшение памяти). Авторы обнаружили культуральные различия практически во всех признаках депрессии, включая изменение аппетита. Американцы азиатского происхождения жаловались на снижение аппетита, большинство американцев европейского происхождения — на повышение. Результаты проведенного исследования доказали различия в депрессивных переживаниях у представителей разных этнических групп, проживающих в одном государстве. Следует отметить, что в мультикультурных сообществах возникает проблема существования в двух мирах — в одном, общем для всех членов сообщества, и в другом, разделяемом только представителями своего культурного круга. Свободный переход из одного культурного поля в другой обеспечивает приемлемый уровень адаптации как в рамках общего — широкого поля с проницаемыми границами, так и плотно ограниченного — (условно «узкого») пространства традиций и ритуалов. В любом случае, «инородцы», выживающие на неродной территории и активно ассимилирующие чужие правила поведения, представляют меньшую группу риска по частоте возникновения психосоматических проблем, чем представители национального меньшинства, которые стремятся сохранить исконные традиции и ритуалы, проживая при этом на чужой территории. Профиль депрессивных признаков, который позволяет определить вклад каждого признака в клиническую картину расстройства, сможет предоставить ценную информацию о феноменологии расстройства у представителей различных культур для последующей диагностики и качественной терапии.

Литература

1.   American Psychiatric Association. (1994). Diagnostic and statistical manual of mental disorders (4th ed.). Washington, DC: Author.

2.   Angel, R. J., & Williams, K. (2002). Cultural models of health and illness. In I. Cuellar & F. A. Paniagua (Eds.), Multicultural mental health (pp. 25-44). San Diego, CA: Academic Press.

3.   Aragone`s E, Pin˜ ol JL and Labad A. The overdiagnosis of depression in non-depressed patients inprimary care. Family Practice 2006; 23: 363-368.

4.   Canino, G., & Alegría, M. (2008). Psychiatric diagnosis — is it universal or relative to culture? The Journal of Child Psychology and Psychiatry, 49, 237-250.

5.   Chang, E. (2012) Handbook of Adult Psychopathology in Asians: Theory, Diagnosis and Treatment. Oxford university Press, NY.

6.   Eshun, S., & Gurung, R. A. R. (2009). Introduction to culture and psychopathology. In S. Eshun & R. A. R. Gurung (Eds.) Culture and mental health: Sociocultural influences, theory, and practice (pp. 3-17). Wiley-Blackwell.

7.   Fabrega, H. (1996). Cultural and historical foundations of psychiatric diagnosis. In J. E. Mezzich, A. Kleinman, H. Fabrega & D. L. Parron (Eds.), Culture and psychiatric diagnosis: A DSM-IV perspective (pp. 3-14). Washington, DC: American Psychiatric Press.

8.   Feskens, R. C. W., J. J. Hox, G. J. L. M. Lensvelt-Mulders, and J. J. G. Schmeets. 2004. A multivariate analysis of nonresponse among ethnic minorities. Statistics Canada International Symposium Series—Proceedings, 2004. Innovative Methods for Surveying Difficult-to-Reach Population. Ottawa: Statistics Canada.

9.   Hofstede,  G. Cultures and organizations: Software of the mind. Maidenhead: McGraw­ Hill, 1991.

10.   Kirmayer, L., & Jarvis, G. E. (2006). Depression across cultures. In D. J. Stein, D. J. Kupfer & A. F. Schatzberg (Eds.), The American Psychiatric Publishing textbook of mood disorders (pp. 699-715). Arlington, VA, US: American Psychiatric Publishing.

11.   Kirmayer, L. (2005). Culture, context, and experience in psychiatric diagnosis. Psychopathology, 38, 192-196.

12.   Kirmayer, L., & Jarvis, G. E. (2006). Depression across cultures. In D. J. Stein, D. J. Kupfer & A. F. Schatzberg (Eds.), The American Psychiatric Publishing textbook of mood disorders (pp. 699-715). Arlington, VA, US: American Psychiatric Publishing.

13.   Kitayama, S., Duffy, S., & Uchida, Y. (2007). Self as cultural mode of being. In S. Kitayama & D. Cohen (Eds.), Handbook of cultural psychology (pp. 136-174). New York: Guilford Press.

14.   Kleinman, A. (1977). Depression, somatization and the new cross-cultural psychiatry. Social Science & Medicine, 11, 3-19.

15.   Kleinman, A. (1988). Rethinking psychiatry: From cultural category to personal experience. New York: Free Press.

16.   Kleinman, A. (1996). How is culture important for DSM-IV? In J. E. Mezzich, A. Kleinman, H. Fabrega, and D. L. Parron (Eds.), Culture and psychiatric diagnosis: A DSM-IV perspective (pp. 15-26). Washington, DC: American Psychiatric Press.

17.   Kleinman, A. (2004). Culture and depression. New England Journal of Medicine, 351, 951-953.

18.   Kleinman, A., & Good, B. (1985). Culture and depression. Berkeley, CA: University of California Press.

19.   Lee, S., Nguyen, H. A., & Tsui, J. (2009). Interview language: A proxy measure for acculturation among Asian Americans in a population-based survey. Journal of Immigrant Minority Health, doi: 10.1007/s10903-009-9278-z

20.   Leong, F. T. L. (1986). Counseling and psychotherapy with Asian-Americans: Review of the literature. Journal of Counseling Psychology, 33, 196-206.

21.   Leong, F. T. L. (2009, August). Threats to cultural validity in psychotherapy outcome assessment: Illustrated with the case of Asian Americans. Paper presented at the annual convention of the American Psychological Association, Toronto, Canada.

22.   Li-Repac, D. (1980). Cultural influences on clinical perception: A comparison between Caucasian and Chinese-American therapists. Journal of Cross-Cultural Psychology, 11, 327-342.

23.   Lopez, S. R., & Guarnaccia, P. J. J. (2000). Cultural psychopathology: Uncovering the social world of mental illness. Annual Review of Psychology, 51, 571-598.

24.   Marsella, A. J. (1980). Depressive experience and disorder across cultures. In H. C. Triandis & J. G. Draguns (Eds.), Handbook of cross-cultural psychology: Psychopathology Volume 6 (pp.237-289). Boston, MA: Allyn & Bacon.

25.   Marsella, A. J. (1987). The measurement of depressive experience and disorder across cultures. In A. J. Marsella, R. M. A. Hirschfeld & M. M. Katz (Eds.), The measurement of depression (pp. 376-397). New York: Guilford Press.

26.   Marsella, A. J. (1993). Symptoms of Depression Scale: Part I — SODS. Unpublished questionnaire.

27.   Marsella, A. J. (2003). Cultural aspects of depressive experience and disorders. In W. J. Lonner, D. L. Dinnel, S. A. Hayes & D. N. Sattler (Eds.), Online Readings in Psychology and Culture, (Unit 9, Chapter 4). Center for Cross-Cultural Research, Western Washington University, Bellingham, Washington USA. Accessed online on February 22, 2010 at:http://www.ac.wwu.edu/~culture/Marsella.htm

28.   Marsella, A. J., & Kaplan, A. (2002). Cultural considerations for understanding, assessing, and treating depressive experience and disorder. In M. A. Reinecke & M. R. Davison (Eds.), Comparative treatments of depression (pp. 47-78). New York: Springer Publishing Company.

29.   Marsella, A. J., Kinzie, D., & Gordon, P. (1973). Ethnic variations in the expression of depression. Journal of Cross-Cultural Psychology, 4, 435-458.

30.   Marsella, A. J., Sartorius, N., Jablensky, A., & Fenton, F. R. (1985). Cross-cultural studies of depressive disorders: An overview. In A. Kleinman & B. Good (Eds.), Culture and depression (pp. 299-324). Berkeley, CA: University of California Press.

31.   Marsella, A. J., & Yamada, A.-M. (2007). Culture and psychopathology: Foundations, issues, and directions. In S. Kitayama & D. Cohen (Eds.), Handbook of cultural psychology (pp. 797-818). New York: Guilford Press.

32.   Mehta S., Farina, A (1997). Is being Sick really Better? Effect of the Disease View of mental Disorder on Stigma. Journal of Social and Clinical Psychology, 16 (4), 405-419.

33.   Miranda, J., Lawson, W., & Escobar, J. (2002). Ethnic minorities. Mental Health Services Research, 4, 231-237.

34.   Murray, C. J. L., & Lopez, A. D. (Eds.). (1996). The global burden of disease. A comprehensive assessment of mortality and disability from diseases, injuries, and risk factors in 1990 and projected to 2020. Cambridge, MA: Harvard School of Public Health.

35.   Pedersen, Paul (1995). The five stages of culture shock: Critical incidents around the world. Westport, CT, US: Greenwood Press/Greenwood Publishing Group, 1995.

36.   Ryder, A. G., Yang, J., & Heine, S. J. (2002). Somatization vs. psychologization of emotional distress: A paradigmatic example for cultural psychopathology. Online Readings in Psychology and Culture (Unit 9, Chapter 3). International Association for Cross-Cultural Psychology. Accessed online on March 7, 2010 at: http://orpc.iaccp.org/index.php?option=com_content&view=article&id=68%3Aandrew-g-ryder&catid=28%3Achapter&Itemid=15

37.   Ryder, A. G., Yang, J., Zhu, X., Yao, S., Yi, J., Heine, S., et al. (2008). The cultural shaping of depression: Somatic symptoms in China, psychological symptoms in North America? Journal of Abnormal Psychology, 117, 300-313.

38.   Solano-Flores, G., & Nelson-Barber, S. (2001). On the cultural validity of science assessments. Journal of Research in Science Teaching, 38, 553-573.

39.   Sartorius, N. (1973). Culture and the epidemiology of depression. Psychiatria, Neurologia, Neurochirurgia, 76, 479-487.

40   Summerton N. Making a diagnosis in primary care: symptoms and context. Br J Gen Pract 2004; 54: 570-571.

41.   Triandis, H. C.; Bhawuk, Dharm P. S. In New perspectives on international industrial/ organizational psychology, by Triandis, H. C., Bhawuk, Dharm P. S., 13-52. San Francisco, CA, US:The New Lexington Press/Jossey-Bass Publishers, 1997.

42.   Watters, E (2010) Crazy Like Us: The Globalization of American Psyche. New York, NY, US: Free Press.

43.   World Health Organization (1992). The ICD-10 Classification of Mental and Behavioral Disorders: Clinical descriptions and diagnostic guidelines. Geneva, Switzerland: WHO.

44.   World Health Organization. (2005). Depression. Available online at: http://www.who.int/mental_health/management/depression/definition/en/ Accessed on March 6, 2010.

45.   Weissman, M. M.,  Bland, R. C.,  Canino, G. J.,  Faravelli, C., Greenwald, S.,  Hwu, H-G., et al. (1996). Cross-national epidemiology of major depression and bipolar disorder. JAMA: Journal of the American Medical Association, 276, 293-299.

Ссылка для цитирования

УДК 616.895-07

Леон Ф., Калибацева З., Молчанова Е. Культура и депрессия: определение, диагностические сложности и рекомендации [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2012. – N 6 (17). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.