Предыдущие
выпуски журнала

Произвольная регуляция психической деятельности в ситуациях оценивания умственных способностей при социальной тревоге

Сагалакова О.А. (Барнаул, Российская Федерация)

Сагалакова Ольга Анатольевна –  кандидат психологических наук, доцент кафедры клинической психологии ФГБОУ ВПО «Алтайский государственный университет» (Барнаул). E-mail: olgasagalakova@mail.ru

Аннотация. В статье анализируется специфика нарушения произвольной регуляции психической деятельности (целенаправленность и целевая иерархия селективности внимания, организованность, опосредствованность эмоций и поведения) в условиях оценивания умственных способностей, под которыми понимается широкий класс ситуаций, субъективно воспринимаемых человеком как экспертных для себя. Наиболее продуктивными объяснительными моделями социальной тревоги являются: культурно-деятельный подход в патопсихологии; когнитивно-поведенческая модель; метакогнитивная модель и изучение самофокусировки внимания, а также экспериментальные исследования искажения селективности внимания, бдительности когнитивных процессов в опытах с конфликтным выбором стимулов в разных условиях при социальной тревоге. Обобщены результаты авторских исследований дисфункциональных способов компенсации первичной социальной тревоги (нарушения пищевого поведения, метакогнитивный контроль, избегание и срыв деятельности). Показано, что важнейшим диагностическим и коррекционным механизмом нарушения выступает не столько собственно выраженность социальной тревоги, сколько избыточные метакогнитивные стратегии регуляции, ригидность паттернов когнитивных убеждений, дисфункциональных интерпретаций аспектов ситуации и реагирования в ней, а также снижение опосредствованности эмоций и поведения в ситуациях оценивания умственных способностей. Данные механизмы становятся патологическими в условиях их избыточной и фиксированной актуализации в ситуациях оценивания. Они служат основой формирования «патологического круга» социальной тревоги, а также дезадаптации личности, вторичных психических нарушений при социальном тревожном расстройстве. Переживание тревоги в условиях социального оценивания экспертами является естественным нормальным феноменом, становясь дисфункциональным в случае избыточности вторичного метакогнитивного означения тревоги и ее проявлений как субъективно дискомфортных и неприемлемых признаков некомпетентности, служащей основой отвержения другими, что влечет за собой усиление бдительности внимания к нецелевым стимулам ситуации («кто-то усмехнулся», «эксперт помечает что-то в блокноте») и колебания внимания, нарушение целенаправленности деятельности. Это вызывает, в свою очередь, интенсификацию волнения и попытки блокировать признаки тревоги или избежать ситуации, что циклически еще больше усиливает метакогнитивную поглощенность внутренними явлениями («дрожит ли мой голос», «покраснел ли я», «как я выгляжу в глазах экспертов»), а целевые приоритеты ситуации начинают выпадать из фокуса внимания (флуктуации целевой избирательности внимания). Ригидность метакогнитивных стратегий и дефицит средств формирования гибких динамических систем саморегуляции, восстановления произвольности умственной деятельности в условиях оценивания (усиления влияния эмоций на когнитивную деятельность) приводит к невозможности «разрядить» динамическое напряжение в ситуации и после нее, тем самым фиксируя паттерны дисфункционального реагирования и циклическую систему тревоги (механизм «патологичного круга»).

Ключевые слова: социальная тревога, социальное тревожное расстройство (СТР), произвольная регуляция, психическая деятельность, целенаправленность, ситуации оценивания умственных способностей, искажение избирательности внимания.

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

Публикуется при поддержке гранта Российского научного фонда (РНФ) (Конкурс 2014 года «Проведение фундаментальных научных исследований и поисковых научных исследований отдельными научными группами», номер 14-18-01174).

Ситуации оценивания умственных способностей — это широкий класс ситуаций, включающий в себя не только непосредственное измерение объективных критериев эрудиции, интеллекта и сообразительности. Что подразумевается под оценкой умственных способностей в контексте изучения социальной тревоги, страха оценивания? Это ситуации, субъективно воспринимаемые человеком как экспертные для себя, в которых потенциально могут быть оценены его способности в широком смысле, например, способность формировать и доносить до других суждение, умение высказывать мнение в группе, поддерживать беседу на разные темы, демонстрировать знание этикета, хорошие манеры, коммуникативные способности, аргументировать свое мнение, выступать с речью на публике, владеть навыками привлечения внимания аудитории, др. К таким субъективно оценочным ситуациям можно отнести ситуации академического оценивания, ситуации оценивания выступающего с речью и отвечающего на вопросы аудитории, это ситуации экспертизы отчетов, аттестации, др. Оказаться в неловком положении, быть осмеянным и униженным при социальном тревожном расстройстве (далее СТР) — это наиболее частые страхи в ситуациях оценивания умственных способностей, которые запускаются без учета объективного анализа ситуации [18; 19; 20; 21; 23].

Каждый человек испытывает социальную тревогу в ситуациях оценивания, особенно, если ситуация относительно незнакомая, а эксперты, оценивающие умственные способности, являются авторитетными. Однако выраженность тревоги оценивания имеет значение только в контексте проблемы произвольной регуляции психической деятельности в таких условиях. В ситуации субъективно экспертной для себя значимыми стимулами автоматически становятся не только собственно приоритетные целевые аспекты ситуации (донести информацию до аудитории, сдать отчет, познакомиться с человеком, сдать экзамен), но и производные по отношению к первичным целевым смыслам стрессовые стимулы, которые для успешного выполнения деятельности необходимо «оттормозить», опосредствовать (критика собеседника, улыбки или смех в аудитории, удивленно поднятые брови экзаменатора, строгий тон голоса задающего вопрос и др.).

В рамках когнитивной теории, сформулированной А. Беком, Г. Эмери, Р. Гринбергом, основное значение в возникновении, формировании и поддержании симптомов социальной тревоги имеет то, что страдающие СТР оценивают себя как некомпетентных наряду с тем, что окружающим людям приписывают выраженную критическую позицию по отношению к ним. Такие интерпретации формируются в процессе развития в детстве по модели научения. Особенно уязвимыми являются кризисные фазы развития с возникновением новых требований и задач к ребенку или подростку. По мнению А. Бека и его коллег, такая модель может долгое время оставаться скрытой, пока она не будет снова актуализирована в определенной социальной ситуации (схема опасности) [1; 2; 3; 58; 59]. Одной из самых популярных моделей социальной тревоги является когнитивно-поведенческая модель Р. Рэйпи, Г. Хаймберга, согласно которой в основе социальной тревоги лежат когнитивные искажения в представлениях о себе и окружающих. При социальной тревоге люди склонны оценивать свое поведение значительно строже, чем это делают окружающие, что, в свою очередь, свидетельствует о связи социальной тревоги и перфекционизма [10; 11]. Многие пациенты с социальным тревожным расстройством (СТР) вторично обозначают тревогу как опасное и неприемлемое переживание и что другие, заметив признаки волнения, оценят это как нечто неприятное, а субъекта как глупого, некомпетентного и отвергнут его. Возникает метакогнитивное отношение к волнению. Тревога о том, что признаки волнения станут заметны окружающим и будут расценены как неприятные и неприемлемые, как явные признаки безумия, достойные осмеяния, вторично усиливает первичную тревогу и ее проявления и т.д. по механизму «порочного круга» (Rapee R.M., Heimberg R.G.) [58; 59]. Окружающие в ситуациях оценивания априорно воспринимаются как критически настроенные, таким образом, у страдающего СТР формируется обобщенная информация о характеристиках угрожающего социальному престижу стимула, вызывающего страх, а также информация о значении стимула и поведенческой реакции на него. И если в какой-либо, пусть даже совершенно новой, ситуации есть моменты, совпадающие с воспоминаниями о вызывающей страх ситуации, то активируются все предыдущие схемы опасности. Данные схемы будут активированы часто, поскольку при СТР людям свойственно избыточное избирательное внимание к потенциально угрожающим социальным стимулам, к распознаванию социальной угрозы в самом широком спектре аспектов ситуации оценивания умственных способностей [10; 58; 59].

Вследствие такого избыточного внимания к особенностям социальной ситуации их значимость для страдающих выраженной социальной тревогой переоценивается по сравнению с группой нормы. Нейтральные стимулы в ситуации оценивания если и замечаются, то, как правило, интерпретируются в негативном ключе. Повышенное внимание к социально угрожающей информации проявляется в восприятии, избирательности, переключении и концентрации внимания, кодировании и запоминании информации, относящейся к текущей социальной задаче, что действительно приводит к когнитивным искажениям и нарушению социального функционирования. При СТР в социальных ситуациях оценивания пациенты формируют образы и воспоминания, содержащие избыточное внимание к себе («образу себя глазами других»), причем в этих образах и воспоминаниях они видят себя «со стороны», а не воспринимают ситуацию своими глазами, как это обычно встречается в норме (R.M. Rapee, R.G. Heimberg) [40; 58]. Характерные представления людей с СТР о себе и других людях, а также способы переработки ими социальной информации являются предпосылками восприятия социальной ситуации как потенциально опасной. Для пациентов с СТР характерна самосфокусированность внимания, конструирование мысленных образов того, как другие воспринимают их («образ себя глазами других»). Специфичны не только содержательные схемы и убеждения, но и сам способ когнитивной и метакогнитивной переработки информации. Исследования И.Я. Стояновой показывают компенсаторное обращение к специфическим когнитивным паттернам в виде пралогического мышления при расстройствах непсихотического уровня, в том числе, невротических, психосоматических, тревожных, др. [24; 25].

«Образ себя в глазах других» субъективен и значительно искажен при СТР. Этот образ формируется на основе долговременной памяти, внутренних признаках, в частности, соматических ощущениях, и внешних признаках, например, выражении лица других людей. Эти мысленные образы обычно бывают сильно искаженными и служат потенциальными предпосылками для преувеличения негативной оценки (A. Wells, L. Stopa, D.M. Clark, A. Mathews, B.A. Mackintosh, D.A. Hope, S.G. Hofmann, C.S. Carver, M.F. Scheier, др.) [67; 68; 66; 69; 33; 47; 48; 49; 52; 44; 45; 46; 29; 30]. Убежденность в отсутствии принятия со стороны окружающих, их критическом настрое, а также в важности общественного мнения вынуждает людей с социальным тревожным расстройством проявлять повышенную настороженность в отношении знаков неодобрения, а также аспектов собственного поведения или внешности, которые могут быть негативно оценены. Переключение внимания на внешние признаки социальной угрозы, искаженное мысленное представление о себе, о требованиях текущей социальной задачи могут привести к действительному нарушению функционирования (которое, в свою очередь, вызовет реальную негативную социальную реакцию) [27; 28; 29; 30; 31]. Лица с СТР действуют в соответствии с парадигмой «многозадачности», что, истощая когнитивные ресурсы постоянного произвольного переключения внимания с одного стимула на другой, не дает психической деятельности перейти на постпроизвольный уровень экономии ресурсов. Это повышает риск нарушения регуляции деятельности, в целом, — социального функционирования. Следовательно, сложные социальные задачи с большей вероятностью, чем менее сложные, приведут к срыву из-за истощения ресурсов для обработки информации.

По поводу модели R.M. Rapee, R.G. Heimberg возникает много дискуссий, одна из которых заключается в том, какое место занимает память в процессе формирования и поддержания СТР. На основании когнитивно-поведенческой модели можно сделать вывод о «смещении» запоминаемой информации в сторону угрожающей информации, однако основания такого «смещения» весьма противоречивы. [40; 41; 58; 59]. Авторы утверждают, что после социальной ситуации, когда все внимание человека было направлено на себя и на поиск угрозы собственному социальному престижу, вся полученная информация интегрируется и создается искаженный «образ себя» («self-image»). Этот образ и воспоминания о предыдущих негативных ситуациях впоследствии становятся опорой для негативного прогнозирования социальных ситуаций в будущем [58]. При этом, чем больше стимулы из окружающей среды воспринимаются и оцениваются как угрожающие, тем к более детальному кодированию в памяти это приводит, тем вероятнее этот образ будет чаще актуализироваться в целом спектре ситуаций оценивания [36; 37; 58; 59]. Хотя эти данные пока не нашли достаточного эмпирического подтверждения.

Д. Кларк и А. Веллс в своей модели указывают на то, что в социальных ситуациях внимание направлено внутрь, в сторону самовосприятия, в связи с чем снижается способность человека воспринимать информацию объективную (ситуацию). Таким образом, «смещение» в процессах запоминания делается в сторону «негативной информации в отношении себя». A. Wells, D.M. Clark подчеркивают значимость вторичного метакогнитивного анализа информации после события (постситуативные руминации), при котором угрожающая социальному престижу информация навязчиво и неоднократно пересматривается и уже затем кодируется в памяти [33; 67; 68]. Страдающие СТР в силу невозможности регуляции деятельности в ситуациях оценивания, своевременного переключения внимания на приоритетные задачи ситуации, стараются контролировать когнитивные процессы, испытывая неприятное чувство потери контроля над ними. Они пытаются управлять мышлением, эмоциями. Метакогнитивными стратегиями являются: 1) супрессия — стремление не думать определенные мысли, не испытывать тревогу, 2) мониторинг угрозы как попытка проанализировать опыт, чтобы найти ответы, или попытаться предсказать, что может случиться в будущем, 3) самофокусировка внимания — избыточное внимание к внутренним психическим явлениям, внутреннему образу того, как другие воспринимают, что думают (образ себя в глазах других), 4) постситуационное руминирование — избыточный анализ той или иной социальной ситуации, особенностей участия в ней (прошлого, будущего или воображаемого) [33; 67]. Проблема этих стратегий заключается в том, что они поддерживают переживание тревоги. A. Wells, D.M. Clark предполагают, что отдельные социальные ситуации оценивания умственных способностей (связанные с фиксированными схемами) вызывают автоматические мысли, которые вращаются вокруг предполагаемой отрицательной оценки другими, воспринимаемой как опасной. Эти мысли оказывают три непосредственных воздействия: 1) ведут к чрезмерному «защитному поведению», то есть поведенческим стратегиям, которые должны служить для того, чтобы предотвращать участие в ситуации, внушающей страх; 2) приводят к самофокусировке внимания человека на самом себе, так что все меньшее количество ресурсов внимания остается для реальной оценки ситуации; 3) вызывают физиологические симптомы проявления тревоги, которые затем интенсивно обрабатываются и расцениваются как признаки того, что ситуация действительно опасна [33]. A. Wells, D.M. Clark предполагают, что элементы данной модели взаимодействуют и поддерживают друг друга. Авторы подчеркивают значение переработки поступающей информации до и после социальных ситуаций оценивания. В «предвосхищающей обработке» информации пациенты представляют себе особенности внушающей страх ситуации, при этом уровень тревоги повышается, а после ситуации происходит ее избыточный руминативный анализ, который укрепляет дисфункциональные убеждения и также повышает тревогу [33; 67]. Контролирующие избыточные метакогнитивные процессы супрессии тревоги, мониторинга угрозы, руминативного анализа ситуации, самсфокусированности не могут обеспечить оптимальную гибкую и адаптивную систему регуляции. Контроль над протеканием когнитивных процессов в избыточном метакогнитивном ключе истощает ресурсы психической деятельности, приводя к ее срыву [33; 34].

Опосредствование тревоги позволит своевременно переключиться со значимых стрессовых стимулов, удержать в фокусе произвольного внимания приоритетную целевую программу (ответить на поставленный собеседником вопрос, вспомнить факт, высказать обоснованное суждение и т.д.). В норме необходимые для успешной реализации деятельности процессы переключения, распределения, концентрации внимания на приоритетной цели доступны человеку. Однако при нарушениях тревожно-депрессивного спектра и других расстройствах такая селективная переработка информации, текущая регуляция целевой психической деятельности может быть нарушена.

Учеными были подтверждены факты, что при одновременном сочетании в ситуации стрессогенных значимых стимулов (для пациентов с СТР — это «образ себя в глазах окружающих», мониторинг угрожающих социальному престижу стимулов, для обсессивно-компульсивного расстройства — это стимулы беспорядка или грязи, т.д.) и нейтральных целевых стимулов может наблюдаться замедление реакции на последние (Derakshan, Koster, 2010). Моделирование условий «столкновения» конфликтных стимулов (нейтральных целевых и стрессовых аффективных) позволяет продиагностировать степень и особенности дисрегуляции произвольной психической деятельности в определенных ситуациях, нарушения селективности и переключения внимания в условиях поставленной поисковой задачи (например, в ситуациях субъективной экспертизы умственных способностей) [23]. В когнитивной психологии большое количество исследований посвящено проблеме избирательности внимания, конфликта установок, селекции значимой информации при разных психических нарушениях. Такое нарушение внимания, по мысли ряда ученых, связано не с проблемой избирательной фокусировки на стрессогенных стимулах, а с проблемой своевременного переключения внимания на другие — целевые стимулы. При нарушениях аффективного спектра в задачах на зрительный поиск нейтрального стимула в условиях конфликта стимулов наблюдается затруднение произвольного переключения внимания, перераспределения на цели ситуации [Там же]. Подобные исследования в нашей стране начаты еще в 1930-х годах XX в. Л.С. Выготским, А.Р. Лурией, А.Н. Леонтьевым, Б.В. Зейгарник, С.Я. Рубинштейн, др. [4; 5; 7; 8; 9]. Данные исследования продолжены в трудах учеников данной школы Б.С. Братусем, А.Ш. Тхостовым, И.А. Кудрявцевым, А.Б. Холмогоровой, др.

В когнитивной психологии широко известен эксперимент Струпа, задачи на поиск и обнаружение нейтральной цели в среде других стимулов. Данные задачи объединяет особое условие — необходимость оттормаживания нецелевых стимулов и активного поиска целевого. В таких условиях нарушение селективного отбора, своевременного переключения с нецелевых на целевой стимул диагностируется достаточно просто и легко. Неверно было бы, однако, интерпретировать, что эмоциональная реакция тревоги — простой отклик на стрессогенный стимул (смех из аудитории, собеседник отвернулся, др.). Такая интерпретация противоречит принципам системной психической организации, активности субъекта, принципу единства аффекта и интеллекта (Л.С. Выготский) [6]. Эмоциональное состояние тревоги и страха оценивания формируется постепенно, при этом пациент может замечать и вторично критически оценивать собственные познавательные нарушения, что, в свою очередь, провоцирует субъективное ощущение беспомощности и потери управления над собственной психической (когнитивной) деятельностью, что вторично усиливает тревогу и т.д. Когнитивные нарушения могут долго циркулировать по механизму «порочного круга», с каждым витком усиливая нарушения регуляции психической деятельности (А. Бек, 2003; Д. Кларк, 2010; Дж. Вильямс, 1997; А. Веллс и A. Мэттьюс, 1994, др.) [1; 2; 33; 38; 39; 51; 69; 52; 67]. В зарубежных когнитивных и метакогнитивных теориях как парадигмах «реактивности» зачастую успешность познавательной деятельности человека в условиях стресса трактуют как результат высокого или низкого уровня «когнитивного контроля», «базового торможения». В противоположность этой парадигме «реактивности» противопоставляется «парадигма активности», основанная на принципах системности, активности субъекта, единства аффекта и интеллекта, моделирования. Данная парадигма представлена, в первую очередь, теорией психологических орудий Л.С. Выготского, А.Р. Лурии [6; 12; 13; 14]. Исследования отечественных ученых показали, что ситуация конфликтности стимулов может быть необязательной для диагностики снижения регулятивных способностей, хотя и очень показательной. Дело в том, что при выраженных нарушениях тревожного спектра даже нейтральные стимулы могут интерпретироваться как стрессогенные, таким образом, инвертируется смысловая значимость приоритетного стимула, а не переключение с одного стимула на другой.

В таком аспекте исследование избирательности внимания и произвольной регуляции психической деятельности в условиях социального оценивания способностей может быть затруднительно. Применения известных в западной экспериментальной когнитивной психологии «проб с точкой», заданий на выбор конфликтных стимулов, теста Струпа может оказаться недостаточно для исследования искажений когнитивно-перцептивной деятельности при СТР. Изначально нейтральные аспекты ситуации выводятся в фокус внимания (кто-то в аудитории зевнул, что-то шепнул соседу, экзаменатор сделал пометку в блокноте, др.), опосредованно провоцируя колебание произвольного внимания и его концентрации на целевом приоритете, в результате эффективность деятельности, действительно, снижается. Для всесторонней диагностики искажений регуляции и избирательности психической деятельности при СТР необходимо моделирование самих социальных ситуаций или отдельных аспектов данных ситуаций. Этим вопросом также занимается ряд зарубежных ученых, используя в качестве более адекватного для исследования СТР стимульного материала — изображения с разными выражениями лиц людей с одновременным предъявлением нейтральных объектов ситуации (предметы обихода, интерьера, др.). Однако в такой постановке экспериментальной ситуации также ускользает ряд значимых переменных, поскольку априорно не известно, являются ли наиболее стрессогенными при социальной тревоге именно выражения лиц окружающих людей. Является ли именно этот социальный стимул наиболее важным для запуска сложной дисрегулятивной системы, истощающей когнитивные ресурсы в условиях «многозадачности» процессов мышления, внимания, др.? Вероятно, это не столько сами выражения лиц, сколько определенные действия или динамическая смена на одном из лиц в аудитории ряда эмоциональных выражений или что-то еще. Для изучения проблемы необходимо экспериментально моделировать подобные ситуации более детально с целью полноценного исследования компенсаторных, регуляторных механизмов у испытуемых с разным уровнем социальной тревоги. «Выхватывание» отдельных аспектов ситуации (слова, выражения лиц, условие предстоящего оценивания, инструкция запоминания или припоминания аспекта ситуации, др.), и их исследование как контролируемых факторов может привести к редукции понимания механизмов социальной тревоги. От анализа отдельных элементов надо перейти к анализу системной взаимосвязи «индивид-среда». В связи с такой постановкой задачи нами была разработана экспериментально-патопсихологическая экспериментальная методика оценки особенностей и выраженности социальной тревоги, сформированная на основе принципа сортировки объектов, селективной избирательности психической деятельности, а также принципа пристрастной атрибуции качеств объектам (О.А. Сагалакова, Д.В. Труевцев, 2013) [22]. Методика состоит из серии карточек с изображением социальных ситуаций, в которых испытуемый может воспринимать себя в разных ролях. Методика состоит из нескольких этапов, каждый из который представляет собой относительно самостоятельную диагностическую задачу. Помимо этого методика используется и как коррекционно-терапевтический материал [Там же]. Нами модифицирована методика Ф. Хоппе с целью исследования степени влияния аффекта тревоги оценивания на организацию/дезорганизацию целенаправленной психической деятельности в условиях решения умственных задач и моделируемого критического оценивания экспериментатором. Данная методика диагностически информативна в плане определения зоны компенсации страдающих СТР. Исследованная авторами специфика нарушений целеполагания, ригидность уровня притязаний, нестабильность и уязвимость от ситуативного оценивания самооценки страдающих СТР — важнейшие механизмы формирования и поддержания социальной тревоги, а их коррекция способствует формированию регулятивных систем овладения своим поведением и организации аффекта в ситуациях оценивания умственных способностей [22; 23].

Экспериментально моделируемая ситуация оценивания в рамках модифицированной методики Ф. Хоппе может быть обобщена на широкий класс жизненных ситуаций, с которыми сталкивается человек, поскольку ситуация экспертного оценивания способностей обладает набором относительно константных свойств (наличие ситуации экспертизы, субъективное осмысление ситуации как экспертной для себя, наличие некоего объективного/субъективного эксперта в широком смысле (от одного человека до публики), отсутствие гарантированного успеха при участии в ситуации оценивания, определенная степень неуверенности в своих способностях, определенный уровень тревоги и оценка вероятности негативного исхода ситуации, актуализация компенсаторных механизмов для регуляции и совладания с тревогой) [Там же].

Почему так важно изучать не столько уровень социальной тревоги, сколько механизм регуляции тревоги оценивания? В исследованиях мы доказали, что роль регуляции — произвольной, метакогнитивной — является ключевой в анализе механизмов возникновения и поддержания первичных и вторичных симптомов социальной тревоги. Так, может быть умеренно тревожный испытуемый с несформированной регуляторной системой, и его психическая деятельность будет подвержена распаду в условиях оценивания, экспертизы умственных способностей в широком понимании этого процесса, а может быть человек с выраженной склонностью к социальной тревоге, но имеющий сформированный и автоматизированный спектр регуляторных, компенсаторных способов опосредствования тревоги, а, следовательно, — удержания фокуса произвольного внимания на содержательных аспектах ситуации [17; 18; 19; 20; 21; 22; 23]. Нарушение произвольной психической деятельности и флуктуация приоритетности исполнительных и центральных сторон психической деятельности — результат не уровня выраженности тревоги оценивания, а дисрегуляции и потери произвольного управления над эмоциями и поведением. Это вопрос произвольной избирательности внимания. При дисрегуляции опосредствования социальной тревоги наблюдается относительная равновероятность и/или нестабильность актуализации составляющих иерархичной целенаправленной психической деятельности. Если мы поставим перед собой задачу исследовать структуру психической деятельности в условиях оценивания способностей при разном уровне социальной тревоги и покажем, что, чем выше уровень тревоги, тем вероятнее распад целенаправленной психической деятельности в условиях экспертизы знаний/умений, то мы останемся беспомощны как в объяснении механизмов данных различий, так и в практическом смысле, поскольку при такой постановке вопроса мы не имеем возможности воздействовать на феномен. Необходимо исследовать психологические механизмы, за счет которых тревога может быть управляема, регулируема индивидом в определенной ситуации. Проблема произвольной регуляции эмоций разработана в школе Л.С. Выготского, А.Р. Лурии [6; 14]. Под произвольной регуляцией понимается гибкая динамическая система, формируемая при решении определенной задачи. Огромное число раздражителей, которые доходят до человека, дифференцируются по степени важности. Человек потенциально может сделать большое число движений, но выделяет целесообразные движения, входящие в состав его действий, тормозя остальные. Возникает большое число ассоциаций, но сохраняются лишь существенные для деятельности (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия). Произвольное внимание — это осуществление «отбора нужной информации, обеспечение избирательных программ действий и сохранение постоянного контроля над их протеканием. Избирательный характер сознательной деятельности, который является функцией внимания, в равной мере проявляется и в нашем восприятии, и в двигательных процессах, и в мышлении» (А.Р. Лурия). [14, с. 165]. Таким образом, если психика человека не была бы обеспечена возможностью торможения «бесконтрольно всплывающих ассоциаций», организованное мышление и направленная деятельность были бы не доступны (А.Р. Лурия).

Необходимо не только сформировать или актуализировать индивидуальную систему средств («психологических орудий») произвольной регуляции умственной деятельности в условиях оценочного стресса и повышения уровня социальной тревоги, но и обеспечить устойчивость данной системы и возможность перестройки способов регуляции внутри системы в зависимости от особенностей ситуации. Сформированная система регуляции должна быть, с одной стороны, гибкой в отношении особенностей оценочных ситуаций, с другой стороны, — устойчивой и автоматизированной в отношении стрессоров («смешки из зала», «критика коллеги», «проигрыш в конкурсе», «отрицательная оценка на экзамене», др.). Неустойчивая система произвольной регуляции может привести к актуализации в субъективно значимой ситуации (выступление перед аудиторией, знакомство с понравившимся человеком, поддержание беседы) автоматизированных форм дезадаптивного поведения и реагирования в условиях оценочного стресса (избегание, обесценивание, употребление психоактивных веществ, мониторинг угрозы отвержения и осмеяния). Устойчивая система регуляции эмоций тревоги и страха в условиях оценивания умственных способностей основана на индивидуально приемлемой интериоризированной и автоматизированной в личном опыте знаково-символической архитектуре опосредствования непосредственных переживаний. Данная система способствует произвольной регуляции, но сама она становится действенной только когда интериоризируется, переходя на уровень автоматизированного свернутого действия (Л.С. Выготский). Регуляторная система опосредствования обеспечивает регуляцию эмоций, и, как следствие, преобразует поведение, способствует его «овладению», возможности «встать над ситуацией», реагировать с учетом отдаленных последствий. При изучении механизмов формирования и поддержания первичных и вторичных симптомов социальной тревоги необходимо исследовать избирательность внимания. В этом контексте немаловажен вопрос о системах торможения и своевременного переключения с нецелевых на целевые приоритеты деятельности. Устойчивость целевого приоритета на протяжении деятельности определяет ее успешность и организацию. Я. Готлиб, Т. Робинсон, К. Берридж, др. показали данный факт в отношении аддиктивного поведения, А. Бек и Д. Кларк — в отношении аффективных расстройств [33]. Ученые выявили, что повышение когнитивного контроля в сочетании с деактивацией дезадаптивных схем способствует лучшей регуляции деятельности и удержанию релевантной ситуации цели в фокусе внимания. Так, неспособность страдающего депрессией переключиться с негативных мыслей и руминаций трактуется как следствие редукции «базовой» способности к когнитивному торможению [69; 33; 68].

Сознательную деятельность характеризуют, с одной стороны, процесс выбора доминирующих процессов, составляющих фокус, на котором человек концентрирует внимание, а с другой, — наличие «фона», состоящего из тех процессов, доступ которых в сознание задержан, но они в любой момент, если появляется соответствующая задача, могут перейти в центр внимания и стать доминирующими. Наличие фона также обязательно для реализации целенаправленной деятельности. Эксперименты с элиминацией нецелевых стимулов показали, что это не только не способствует улучшению концентрации на приоритетном целевом стимуле (или целевой программе действий), но и полностью дезорганизует произвольную психическую деятельность (Л.С. Выготский). Для поддержания активности психической деятельности, селекции значимой информации, — необходим фоновый шум, который играет определенную роль в поддержании активности регуляторных систем и произвольной целенаправленной психической деятельности.

Произвольная регуляция, сознательный когнитивный контроль нужен при реализации целенаправленной деятельности, поскольку человеку необходимо определять и реализовывать опосредствованные цели, которые он перед собой ставит (Л.С. Выготский, А.Р. Лурия). Л.С. Выготский, А.Р. Лурия в своих исследованиях показали, что овладение человеком своим поведением, психической деятельностью в ситуации повышенного влияния аффекта зависит не столько от волевых усилий, сколько от создания гибких регулятивных опосредствующих динамических систем за счет постановки подцелей, использования психологических средств как орудий организации психической деятельности. Например, выйдя выступать перед аудиторией, испытывая выраженную тревогу, человек ставит перед собой промежуточную цель (предварительный этап перед реализацией основной деятельности) — познакомиться с аудиторией, выяснить ожидания, рассказать об особенностях подготовки своего доклада по теме выступления, организовать место для выступления, обозначить временные границы выступления и время начала доклада, чтобы было удобно выступать или др. аналогичные действия. Все эти вспомогательные действия будут иметь опосредующий тревогу характер и позволят повысить регуляцию психической деятельности в ситуации оценивания способностей. Искусственные средства, вводимые человеком в ситуацию, выполняющие задачу самоинтсруктирования, стимуляции — это культурные знаки в широком смысле слова, используемые для овладения поведением, реакциями. По Л.С. Выготскому, А.Р. Лурии, системы знаково-символического опосредствования представляют собой внутреннюю речь, формирование плана действий и вариантов его реализации, индивидуальные варианты самоинструктирования и стимуляции, иные знаки и произвольно поставленные подцели. За счет формирования и поддержания системы регуляции целенаправленной психической деятельности при симптомах социальной тревоги возможна организация произвольного и автоматизированного «вытормаживания» патологических ассоциативных связей (вызывавших «обрыв» целенаправленности) и, как следствие, — восстановление произвольности, опосредованности в эмоциональном и поведенческом реагировании [6; 12; 13; 14].

В исследованиях Clark и Yuen (1998) показано, что студенты с выраженной социальной тревогой имеют особенности избирательности и распределения внимания в отношении социальных стимулов. Они распределяют внимание «от лиц» с негативной эмоциональной мимикой (к нейтральному выражению), если ожидают предстоящее публичное выступление (моделируется ситуация ожидания оценивания), тогда как при невыраженной социальной тревоге избирательность внимания к нейтральным или же отрицательным лицам отсутствовала [33; 66; 70]. Bradley и др. обнаружили, что, если не моделировать ситуацию ожидания оценивания, то влияния результатов по шкале страха негативного оценивания на селективность внимания в отношении лиц с негативной эмоциональной мимикой (угрожающих, пугающих) не обнаруживается [28]. Mansell, Clark, Ehlers, and Chen (1999, 2002) показали, что испытуемые с высоким уровнем социальной тревоги, ожидавшие предстоящую речь перед аудиторией, избирательно фиксировали внимание как «от лиц» с негативной мимикой (содержащих социальную угрозу), так и «от лиц» с позитивной мимикой, тотально избегая социальный стимул «лицо человека». Напротив, при условии отсутствия угрозы предстоящего оценивания публикой — различий в группах обнаружено не было [32]. В целом, все исследования подтверждают значимость роли стимула как такового, а не его экспрессивных характеристик (лицо, а не его мимика). При возрастании социальной тревоги, таким образом, игнорируются «тонкие» аспекты ситуации, фиксация внимания на угрожающих стимулах происходит без учета деталей социально-значимой информации. Действительно, речь идет не о «стрессовом» или «не стрессовом» стимуле, а об интерпретации нейтрального социального стимула как «стрессового» или нет и дальнейших метакогнитивных процессах, нарушающих регуляцию целенаправленной психической деятельности в ситуации субъективного оценивания умственных способностей [32; 36; 37].

Не исключено, что все лица при усилении социальной тревоги интерпретируются как критически оценивающие, при этом любое выражение лица воспринимается как угрожающее престижу, не смотря на разнообразие мимической экспрессии. Так, улыбка при усилении тревоги может быть интерпретирована и воспринята не как поддержка, а как издевательская ухмылка, а кивок головой не как подбадривание, а как подтверждение собственной никчемности и т.д. Вероятно, установка на предстоящее оценивание искажает селективность психической деятельности, при этом разные выражения лица «уравниваются» в контексте их установочной роли, воспринимаясь как оценивающие в широком смысле. При выраженной социальной тревоге в условиях экспертизы умственных способностей не важно, улыбается лицо или хмурится — все это расценивается как обобщенный угрожающий социальному статусу стимул. Результаты, полученные Y.P. Chen, A. Ehlers, D.M. Clark, др. подтверждают, что пациенты с СТР перераспределяли внимание «от лиц» окружающих людей, независимо от их эмоционального выражения. Результаты соответствуют наиболее продуктивной в изучении СТР метакогнитивной модели, подчеркивающей роль самосфокусированного внимания и дисфункции метакогнитивной переработки информации, связанной с социальными стимулами (Clark & Wells, 1995; Hartman, 1983; Hope, Hirsch C.R., др.) [32; 33; 37; 42; 68; 47; 48; 49; 55; 56; 57].

K. Horley, L.M. Williams, C. Gonsalvez, E. Gordon (2004) исследовали искаженный неравномерный процесс переработки информации при социальной тревоге. Авторам удалось показать, что когнитивные искажения и страх негативного оценивания приводят к повышенной бдительности внимания в отношении угрозы престижу [50]. Индикаторы особенностей когнитивно-перцептивной деятельности при СТР (сверхбдительность, мониторинг угрозы, избегание прямого контакта глаз) являются основными, они очевидны, легко экспериментально моделируются и регистрируются, доступны наблюдению. K. Horley, L.M. Williams, C. Gonsalvez, E. Gordon (2004) использовали технику «инфракрасного рефлекса на роговице» и показали особенности визуального «сканирования» лиц с разными экспрессивными выражениями у испытуемых с СТР в сравнении с контрольной группой. Результаты показали специфичную селективную избирательность внимания (возрастала продолжительность пути сканирования) и бдительность в отношении субъективно угрожающих престижу стимулов, избегание контакта глаз (уменьшение фиксации на взгляде), что наиболее выражено при условии «сердитое лицо» [Там же].

В исследовательской практике механизмов СТР справедливо доминируют идеи о важности исследования пристрастности перцептивно-когнитивной деятельности (сверхбдительности восприятия и внимания). Характерен рост количества исследований, анализирующих затруднения переключения внимания, селективной фиксированности внимания и невозможности своевременного переключения на целевые стимулы при СТР (Amir, Elias (2002)). Ученые, используя модификации теста «Проба с точкой» показали, что сосредоточение внимания на потенциальной опасности при СТР проявляется в затруднении переключения внимания, сфокусированного на угрозе, а не на задачах, соответствующих ситуации [26].

K.E. Roberts, T.A. Hart, J.D. Eastwood (2010) провели исследование избирательности внимания у испытуемых с высоким и низким уровнем социальной тревоги и депрессией в отношении слов, содержащих разную семантику (угрозу социальным потребностям или здоровью). Результаты исследований свидетельствуют, что при высоком уровне социальной тревоги характерны не столько сами искажения внимания в отношении стимулов, содержащих потенциальную угрозу оценивания, сколько недостаток «охранительных» процессов избирательности (переключение фокуса внимания «от» социально-угрожающих стимулов) [61].

Широко известны разработанные на основе современного когнитивного и метакогнитивного подхода техники тренировки внимания, которые зарекомендовали себя как стабильно эффективные в отношении терапии панического расстройства (Wells, 1990; Wells, White, Carter, 1997), ипохондрии (Papageorgiou, Wells, 1998), депрессии (Papageorgiou & Wells, 2000), социальной фобии (Wells, 1997) [55; 56; 57]. Согласно метакогнитивной теории, социальную тревогу и избегание следует анализировать в контексте процессов регуляции, переработки текущей информации, а также — избирательности внимания. Техники тренировки селективности и распределения, переключения внимания разработаны в теории саморегуляции переработки информации при эмоциональных расстройствах [67, 69]. Данные техники нацелены на формирование у пациента метакогнитивного состояния, способствующего повышению психологической гибкости. В культурно-деятельностном подходе данные механизмы обозначены как формирование опосредствующих тревогу оценивания динамических систем овладения собственным поведением и непосредственными реакциями. В исследованиях показано, что к искажениям избирательности внимания при тревоге оценивания относится самофокусировка («я глазами других»), селективный мониторинг стимулов, угрожающих социальному статусу, а также фиксация на отрицательных аспектах ситуации, негативное прогнозирование. При социальной тревоге характерно метакогнитивное означение тревоги как опасной и субъективно неприемлемой, расцениваемой другими как признак некомпетентности, безумия, никчемности и служащей основанием для отвержения. Участие в ситуациях оценивания при СТР провоцирует избыточную фиксацию на второстепенных операционально-технических аспектах деятельности. В наших исследованиях показано, что характерно смещение фокуса внимания на исполнительские и вторичные по отношению к целевому приоритету аспекты самопредъявления — «сдвиг мотива на цель» и «цели на средства» («как звучит голос», «дрожат ли руки», «кто-то улыбнулся», «все видят, что я покраснел») [18; 19; 20]. Наши исследования показали, что метакогнитивный вторичный контроль (оценка тревоги как опасной и неприемлемой в сочетании с недоверием собственным когнитивным процессам) выступает дисфункциональной компенсацией первичных симптомов тревоги на фоне актуализации схем опасности. Метакогнитивный избыточный контроль как субъективная компенсация, попытка преодолеть симптомы тревоги лишь усиливает тревогу и страх оценивания, подтверждая негативные прогнозы, схемы опасности, провоцируя и закрепляя стратегии избегания, замыкая «порочный круг» социальной тревоги. Чем избыточнее метакогнитивный контроль, негативные метакогниции о собственной памяти и внимании, недоверие к собственным психическим явлениям, тем сильнее нарастает истощение контролирующих произвольных ресурсов внимания, тем более выражена и менее опосредствована тревога в ситуации оценивания и тем вероятнее срыв деятельности [18; 19; 20; 22; 23].

В исследованиях взаимосвязи социальной тревоги и нарушений пищевого поведения показано, что нарушение произвольной регуляции деятельности при социальной тревоге может провоцировать неадаптивные фиксированные формы компенсации, формирующие вторичные психические нарушения. Наибольшая выраженность социальной тревоги характерна при эмоциогенном пищевом поведении и избегании объективной оценки веса (склонность к булимии), дисфункциональная компенсация страха оценивания выражается в потере контроля над пищевым поведением. При сверхконтроле над употреблением пищи (склонность к анорексии) социальная тревога проявляется через сфокусированность на «образе себя в глазах других» или супрессирована гиперконтролем над эмоциями. Социальная тревога при склонности к нарушениям пищевого поведения максимальна при участии в ситуациях «быть в центре внимания», «экспертизы», «инициативы» [16].

Дисрегуляция целенаправленной избирательности внимания, многозадачность психической деятельности страдающего социальной тревогой в ситуации оценивания приводит к быстрому истощению ресурсов произвольной регуляции (концентрации на релеватном цели стимуле и абстрагировании от стрессовых неприоритетных). Все это нарушает реализацию целенаправленной деятельности в субъективно значимых условиях экспертизы умственных способностей, дезорганизует поведение. Учет данных механизмов в коррекционно-терапевтической работе с симптомами социальной тревоги приводит к наибольшей эффективности и стабильности терапевтического эффекта.

Литература

1.   Бек А. Когнитивная психотерапия расстройств личности. – СПб.: Питер, 2002.

2.   Бек А. Когнитивная терапия депрессии. – СПб.: Питер, 2003.

3.   Бек Дж. С. Когнитивная терапия: полное руководство. – М.: ООО «И.Д. Вильямс», 2006. – 400 с.

4.   Братусь Б.С. Аномалии личности. – М., 1988. – 301 с.

5.   Братусь Б.С., Павленко В.Н. Соотношение структуры самооценки и целевой регуляции деятельности в норме и при аномальном развитии // Вопросы психологии. – 1986. – № 4. – C. 146–155.

6.   Выготский Л.С. Психология развития человека. – М.: Смысл, 2005.

7.   Зейгарник Б.В. Опосредствование и саморегуляция в норме и патологии // Вестник Московского университета. Сер. Психология. – 1981. – № 2. – С. 9–15.

8.   Зейгарник Б.В. Психология личности: норма и патология. – М.–Воронеж: Институт практической психологии, 1998.

9.   Зейгарник Б.В., Братусь Б.С. Очерки по психологии аномального развития личности. – М.: Изд-во Московского ун-та, 1980.

10.   Клиническая психология / под. ред. У. Бауманн, М. Перре. – СПб.: Питер, 2002. – 1312 с.

11.   Клиническое руководство по психическим расстройствам / под. ред. Д. Барлоу. – СПб.: Питер, 2008. – 912 с.

12.   Лурия А.Р. Мозг человека и психические процессы. – М.: Педагогика, 1963. – Т. 1; 1970. – Т. 2.

13.   Лурия А.Р. Природа человеческих конфликтов. – М.: Когито-Центр, 2002.

14.   Лурия А.Р. Лекции по общей психологии. – СПб.: Питер, 2006. – 320 с.

15.   Практикум по патопсихологии / под ред. Б.В. Зейгарник, В.В. Николаевой, В.В. Лебединского. – М.: Изд-во Московского ун-та, 1987.

16.   Сагалакова О.А., Киселева М.Л. Когнитивно-поведенческие паттерны при нарушениях пищевого поведения в контексте социальной тревоги // Клиническая и медицинская психология: исследования, обучение, практика: электрон. науч. журн. – 2013. – № 1(1) [Электронный ресурс]. – URL: http://medpsy.ru/climp.

17.   Сагалакова, О.А., Труевцев Д.В. Самоконцентрация внимания при социофобии и социальном тревожном расстройстве // Известия Алтайского государственного университета. – 2010. – № 2/1. – С. 67–69.

18.   Сагалакова, О.А., Труевцев Д.В. Когнитивно-поведенческие паттерны отношения родителей к ребенку как фактор социальной тревожности и выученной беспомощности в младшем школьном возрасте // Вектор науки Тольяттинского государственного университета. – 2011. – № 3. – С. 282–285.

19.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Метакогнитивная модель социального тревожного расстройства // Известия Алтайского государственного университета. – 2012. – № 2/1. – С. 59–63.

20.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Метакогнитивные стратегии при социальном тревожном расстройстве // Вектор науки Тольяттинского гос. ун-та. – 2012. – № 1(8). – С. 254–257.

21.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Опросник социальной тревоги и социофобии // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2012. – № 4(15) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru.

22.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Экспериментально-патопсихологическая модель и диагностика социального тревожного расстройства // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2012. – № 6(17) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru.

23.   Сагалакова О.А., Труевцев Д.В. Когнитивно-перцептивная избирательность и целевая регуляция психической деятельности в ситуациях персонального оценивания при социальном тревожном расстройстве // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2014. – № 1(24) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru.

24.   Стоянова И.Я. Пралогическое мышление в структуре личности пациентов с непсихотическими расстройствами // Сибирский вестник психиатрии и наркологии. – Томск, 2005. – № 3. – С. 57–61.

25.   Стоянова И.Я. Пралогические образования в норме и патологии: дис. … докт. психол. наук. – Томск, 2007.

26.   Amir N., J. Elias, H. Klumpp, A. Przeworski. Attentional bias to threat in social phobia: facilitated processing of threat or difficulty disengaging attention from threat? // Behaviour Research and Therapy. – 2003. – Vol. 41. – P. 1325–1335.

27.   Bogels S.M., Mansell W. Attention processes in the maintenance and treatment of social phobia: hypervigilance, avoidance and self-focused attention // Clinical Psychology Review. – 2004. – Vol. 24. – P. 827–856.

28.   Bradley B.P., Mogg K., White J., Groom C., de Bono J. Attentional bias for emotional faces in generalised anxiety disorder // British Journal of Clinical Psychology. – 1999. – Vol. 38. – P. 267–278.

29.   Carver C.S., Peterson L.M., Follansbee D.J., Scheier M.F. Effects of self-directed attention on performance and persistence among persons high and low in test anxiety // Cognitive Therapy and Research. – 1983. – Vol. 7. – P. 333–353.

30.   Carver C.S., Scheier M.F. The self-attention-induced feedback loop and social facilitation // Journal of Experimental Social Psychology. – 1981. – Vol. 17. – P. 545–568.

31.   Cassin S.E., Rector N.A. Mindfulness and the Attenuation of Post-Event Processing in Social Phobia: An Experimental Investigation // Cognitive Behaviour Therapy. – 2011. – Vol. 40, № 4. – Р. 267–278.

32.   Chen Y.P., Ehlers A., Clark D.M., Mansell W. Patients with generalized social phobia direct their attention away from faces // Behaviour Research and Therapy. – 2002. – Vol. 40. – P. 677–687.

33.   Clark D.M., Wells A. A cognitive model of social phobia // R.G. Heimberg, M.R. Liebowitz, D.A. Hope, F.R. Schneier (Eds.), Social phobia: Diagnosis, assessment, and treatment. – New York: Guilford Press, 1995. – Р. 69–93.

34.   Duval T.S., Wicklund R.A. Effects of objective self-awareness on attributions of causality // Journal of Experimental Social Psychology. – 1973. – № 9. – Р. 17–31.

35.   Eastwood J.D., Smilek D., Oakman J.M., Farvolden P., van Ameringen M., Mancini C., et al. Individuals with social phobia are biased to become aware of negative faces // Visual Cognition. – 2005. – Vol. 12(1). – P. 159–179.

36.   Hackmann A., Surawy C., Clark D.M. Seeing yourself through others’ eyes: A study of spontaneously occurring images in social phobia // Behavioural and Cognitive Psychotherapy. – 1998. – Vol. 26. – P. 3–12.

37.   Hartman L.M. Cognitive components of social anxiety // Journal of Clinical Psychology. – 1984. – Vol. 40. – P. 137–139.

38.   Harvey A.H., Watkins E., Mansell W., Shafran R. Cognitive behavioural processes across psychological disorders: A transdiagnostic perspective to research and treatment. – Oxford7 OUP, 2004.

39.   Heidenreich T., Stangier U. Soziale Phobie: Grundlagen und neue Entwicklungen kognitiver Verhaltenstherapie // Verhaltenstherapie und psychosoziale Praxis. – 2003. – № 3. – P. 499–515.

40.   Heimberg R.G., Rodebaugh T.L., Spokas M.S. Cognitive biases in social phobia // New York: The Guilford Press. – 2004. – Р. 321–332.

41.   Heimberg R.G., Becker R.E. Cognitive-Behavioral Group Therapy for Social Phobia: Basic Mechanisms and Clinical Strategies. – New York: The Guilford Press, 2002. – 316 p.

42.   Hirsch C.R., Clark D.M. Information-processing bias in social phobia // Clinical Psychology Review. – 2004. – № 24. – Р. 799–825.

43.   Hofmann S.G., DiBartolo P.M. Social Anxiety: Clinical, Developmental, and Social Perspectives Academic. – Elsevier, 2010.

44.   Hofmann S.G. Self-focused attention before and after treatment of social phobia // Behaviour Research and Therapy. – 2000. – № 38. – Р. 717–725.

45.   Hofmann S.G., Moscovitcha D.A. The nature and expression of social phobia: Toward a new classification // Clinical Psychology Review. – 2004. – № 24. – Р. 769–797.

46.   Hofmann S.G., Otto M.W. Cognitive Behavioral Therapy for Social Anxiety Disorder: Evidence-Based and Disorder-Specific Treatment Techniques. – New York: Taylor & Francis Group, 2008. – 216 р.

47.   Hope D.A., Heimberg R.G. Public and private self-consciousness and social phobia // Journal of Personality Assessment. – 1988. – Vol. 52. – P. 626–639.

48.   Hope D.A., Gansler D.A., Heimberg R.G. Attentional focus and causal attributions in social phobia: Implications from social psychology. Special Issue: Social phobia // Clinical Psychology Review. – 1989. – Vol. 9. – P. 49–60.

49.   Hope D.A., Rapee R.M., Heimberg R.G., Dombeck M.J. Representations of the self in social phobia: Vulnerability to social threat // Cognitive Therapy and Research. – 1990. – Vol. 14. – P. 177–189.

50.   Horley K., Williams L.M., Gonsalvez C., Gordon E. Face to face: visual scanpath evidence for abnormal processing of facial expressions in social phobia // Psychiatry Research. – 2004. – Vol. 127. – P. 43–53.

51.   LeMoult J., Joormann J. Attention and Memory Biases in Social Anxiety Disorder: The Role of Comorbid Depression // Cogn. Ther. Res., 2010.

52.   Mathews A., Mackintosh B. A Cognitive Model of Selective Processing in Anxiety // Cognitive Therapy and Research. – 1998. – Vol. 22. – № 6. – P. 539–560.

53.   Mattia J.I., Heimberg R.G., Hope D.A. The revised Stroop color-naming task in social phobics // Behaviour Research and Therapy. – 1993. – Vol. 31. – P. 305–313.

54.   Musa C., Le´pine J.-P., Clark D.M., Mansell W., Ehlers A. Selective attention in social phobia and the moderating effect of a concurrent depressive disorder // Behaviour Research and Therapy. – 2003. – Vol. 41. – P. 1043–1054.

55.   Papageorgiou C., Wells A. An empirical test of a clinical metacognitive model of rumination and depression // Cognitive Therapy and Research. – 2003. – Vol. 27. – P. 261–273.

56.   Papageorgiou C., Wells A. Depressive Rumination: nature, theory and treatment. – West Sussex, England, 2004.

57.   Papageorgiou C., Wells A. Depressive Rumination Nature, Theory and Treatment. – Wiley, 2004. – 282 р.

58.   Rapee R.M., Heimberg R.G. A cognitive-behavioral model of anxiety in social phobia // Behaviour Research and Therapy. – 1997. – Vol. 35(8). – P. 741–756.

59.   Rapee R.M., Heimberg R.G., Brozovich F.A. A Cognitive Behavioral Model of Social Anxiety. Disorder: Update and Extension // Social Anxiety Clinical, Developmental, and Social Perspectives / Edited by S.G. Hofmann and P.M. DiBartol. – 2010. – P. 396–423.

60.   Reich J. The relationship of social phobia to avoidant personality disorder: a proposal to reclassify avoidant personality disorder based on clinical empirical findings // Eur Psychiatry. – 2000. – № 15. – Р. 151–159.

61.   Roberts K.E., Hart T.A., Eastwood J.D. Attentional Biases to Social and Health Threat Words in Individuals With and Without High Social Anxiety or Depression // Cogn. Ther. Res. – 2010. – Vol. 34. – P. 388–399.

62.   Salkovskis P.M., Rimes K.A., Warwick H.M.C., Clark D.M. The Health Anxiety Inventory: Development and validation of scales for the measurement of health anxiety and hypochondriasis // Psychological Medicine. – 2002. – Vol. 32(5). – P. 843–853.

63.   Schneider W., Eshman A., Zuccolotto A. E-Prime: A user’s guide. – Pittsburgh, PA: Psychology Software Tools, Inc. – 2002.

64.   Sparrevohn R.M., Rapee R.M. Self-disclosure, emotional expression and intimacy within romantic relationships of people with social phobia // Behaviour Research and Therapy. – 2009. – № 47. – Р. 1074–1078.

65.   Spurr J.M., Stopa L. Self-focused attention in social phobia and social anxiety // Clinical Psychology Review. – 2002. – Vol. 22. – P. 947–975.

66.   Stopa L., Clark D.M. Social phobia and interpretation of social events // Behaviour Research and Therapy. – 2000. – Vol. 38. – P. 273–283.

67.   Wells A. Detached mindfulness in cognitive therapy: a metacognitive analysis and ten techniques // Journal of rational-emotive and cognitive-behavior therapy. – 2006. – Vol. 23, № 4. – Р. 337–355.

68.   Wells A. Metacognitive therapy for anxiety and depression. – New York: The Guilford Press, 2009.

69.   Williams J.M.G., Mathews A., MacLeod C. The emotional Stroop task and psychopathology // Psychological Bulletin. – 1996. – Vol. 120(1). – P. 3–24.

70.   Yuen P.K. Social anxiety and the allocation of attention: Evaluation using facial stimuli in a dot-probe paradigm. Unpublished research project, Department of Experimental Psychology, University of Oxford, UK. – 1994.

Ссылка для цитирования

УДК 159.9:616.895.4

Сагалакова О.А. Произвольная регуляция психической деятельности в ситуациях оценивания умственных способностей при социальной тревоге // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2014. – N 2 (25) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.