Ковалевский П.И.

 

Вернуться на главную страницу
О журнале
Редакционный совет
Приглашение к публикациям

Поведенческая эпидемия как результат внутригородского конфликта в условиях заданной социальной ущербности

Молчанова Е.С. (Бишкек, Кыргызстан),
Назаретян А.П. (Москва, Россия),
Исмаилов Е. (Актау, Казахстан)

 

 

Молчанова Елена Сергеевна

Молчанова Елена Сергеевна

–  кандидат медицинских наук, доцент направления психологии; Американский Университет в Центральной Азии, ул. Абдымомунова, 205, Бишкек, Кыргызстан. Тел.: +996 (312) 66-33-09;

–  доцент кафедры медицинской психологии, психиатрии и психотерапии, Кыргызско-Российский (Славянский) Университет (КРСУ);

–  научный консультант Кыргызской Психиатрической Ассоциации;

–  научный сотрудник консорциума для Мультикультурных исследований психологии, Университет штата Мичиган, США.

E-mail: emolchanova2009@gmail.com

Назаретян Акоп Погосович

Назаретян Акоп Погосович

–  доктор философских наук, кандидат психологических наук, профессор, руководитель центра cистемного прогнозирования при Институте Востоковедения РАН.

E-mail: anazaret@yandex.ru

Исмаилов Ербол

Исмаилов Ербол

–  советник акима Мангистауской области; 14 мкрн, строение 1, кабинет 101, Актау, Мангистауская область, 130000, Республика Казахстан.

 

Аннотация

В статье исследованы причины и механизмы развития массового диссоциативного расстройства, зарегистрированного в феврале-апреле 2015 года в городе Жанаозен (Северный Казахстан). Жанаозен, где добывается 8% всей казахстанской нефти, изначально был вахтовым поселением, предназначенным для кратковременного проживания работников нефтяной промышленности. Из-за сурового климата, некомфортных условий проживания и относительно высоких заработков город стал своего рода центром для миграции этнических казахов, проживающих в других странах бывшего Советского Союза.

Жесткое деление на своих и чужих, «нефтяников» и «прочих» создавало предпосылки для рекуррентно текущего внутригородского конфликта, на фоне которого развернулись трагические события декабря 2011 года. Забастовка нефтяников закончилась кровавым побоищем, последствия которого до сих пор достаточно легко диагностируются при помощи стандартных инструментов. Высокий уровень травматического стресса, синдром жертвы, вторичная выгода от травматизации и относительная изоляция «пришлых» создали благоприятный фон для вспышки массового диссоциативного расстройства, которое в сознании горожан ассоциировалось с массовой вакцинацией против кори.

16 февраля 2015 года в городскую больницу было госпитализировано 20 девушек-подростков с судорогами неясной этиологии. В течение последующих трех дней заболели еще 60 детей. Размытый диагноз поствакцинальной реакции вызвал растерянность и панику у населения городка; маленькая больница города оказалась переполненной пациентками и их многочисленными родственниками, создававшими дополнительные препятствия для нормальной работы медицинского персонала. В течение последующей недели количество заболевших продолжало увеличиваться — 195 человек были госпитализированы, еще более сотни находились на амбулаторном лечении. Признаки расстройства соответствовали критериям диссоциативного расстройства по международной классификации болезней 10-го пересмотра.

В результате проведенных интервью, фокус-групп и анализа предоставленных материалов авторы статьи описывают историю болезни города во временном промежутке от мая 2011-го до апреля 2015-го и рассматривают основные кризисы, перенесенные его жителями. В качестве объяснения временной связи между противокоревой вакцинацией и массовыми конверсиями у девушек привлечена гипотеза «окончательного удара», логично объясняющая взаимосвязь забастовки нефтяников, вакцинации и эпидемии диссоциативных расстройств в одном отдельно взятом городе.

Проведенный анализ показал, что массовое диссоциативное расстройство:

• 

было вызвано наложением «последней капли» на хронический кумулятивный дистресс;

• 

развилось у девочек и юных женщин, имеющих конституциональную предрасположенность;

• 

распространилось по механизму эмоционального заражения;

• 

сопровождалось нейробиологическими изменениями.

Ключевые слова: диссоциативное расстройство; эпидемия; травматический стресс; когнитивные схемы.

 

Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.

 

 

Психически нездоровое общество

Э. Фромм как-то заметил, что общество в целом может быть «не вполне психически здоровым» [7]. «Не вполне психически здоровое общество», по мнению Э. Фромма, трансформирует представление о действительных проблемах психической жизни, которые заключаются «не столько в том, почему некоторые люди становятся душевнобольными, сколько в том, почему большинству удается избежать этого» [Там же. С. 15].

Не заболеть помогает комплекс социальных защитных механизмов — «стандартизированная система, в которой преобладают определенные решения и, соответственно, определенные стремления и способы их удовлетворения». Эта система «предусматривает модели поведения», благодаря которым можно «страдать от недостатка спонтанности и индивидуальности и не отличаться существенно от миллионов других людей» [Там же].

Введенное Фроммом понятие «нормальной социальной ущербности» предполагает, что система достаточно защищена, чтобы предоставить требуемое количество социальных транквилизаторов, поддерживающих иллюзию нормальной жизни среднего человека. Больная общественная структура препятствует удовлетворению потребностей, не предоставляет достаточного количества успокаивающих средств из-за ограниченности собственных ресурсов и скверно регламентирует поведение граждан, предъявляя к ним разнонаправленные требования, что порой приводит к трагическим последствиям.

Таким образом, «заданная социальная ущербность» есть не что иное как стратегия выживания в расщепленном обществе, гарантия оптимального приспособления к (бес)порядку для сохранения психического здоровья. Стратегий, предоставляемых общественной системой для выживания в ней же самой, почти всегда оказывается недостаточно. В этих случаях растет уровень тревоги, становятся более напряженными эго-защитные механизмы, искажающие реальность.

В трансформационном периоде, наступившем после развала Советского Союза, несовершенные, но уже привычные регуляторные механизмы были разрушены, а новые — еще не созданы. Результатом существования в осложненной социальным хаосом ситуации двойных приказов стал злокачественный когнитивный диссонанс. Растущий уровень тревоги и срыв ослабленных защитных механизмов социальной системы привели к апатии и деградации граждан, периодически сменяемым ненавистью, желанием уничтожить существующий режим, а также самих себя. Социальные конфликты в этом смысле могут рассматриваться как экзацербация хронически текущего процесса — результат обострения осознаваемой большинством социальной ущербности, компенсация которой требует немедленных действий.

История развития трудового конфликта в Мангыстауской области Казахстана

В мае 2011 года на предприятиях нефтяной отрасли Мангыстауской области постепенно разгорался напряженный трудовой конфликт, который со временем приобретал все более иррациональный и политически нагруженный характер. Особенно напряженная ситуация складывалась в городе Жанаозен, где конфликт все более выходил из-под контроля.

На протяжении всего периода конфликта власть по отношению к бастующим и оппозиции регулярно проигрывала информационную войну. По сути, имел место классический дефицит надежной информации, что давало почву для слухов, домыслов и манипуляций. Дополнительные риски были связаны с повсеместным использованием социальных сетей, обладающих мощными возможностями манипуляции, против которой ни власти, ни общественное мнение не выработали адекватной технологической защиты. Размывая грань между массовой и межличностной коммуникацией, Интернет создал невиданные ранее возможности для запуска провокационных слухов и разжигания деструктивных эмоций при полном отсутствии юридической ответственности провокационных блоггеров.

Неуклюжие действия со стороны провластных средств массовой информации, представляющих забастовщиков как горстку «зажравшихся репатриантов», только усиливали напряжение как между гражданами (работниками компании и бюджетниками), так и между рабочими и руководством компаний. Первая опасная фаза конфликта могла наступить в последнюю неделю июля 2011 года, когда было официально объявлено об увольнении части бастующих. Мы не исключали угрозу того, что конфликт перерастет в массовые беспорядки, поскольку у бастующих складывалось ощущение безысходности, которое часто провоцирует неконтролируемые аффективные реакции.

Действия, ставшие причиной затянувшегося трудового конфликта, типичны для политиков и менеджеров постсоветского периода. Отвлекаясь здесь от сугубо юридических и экономических деталей, обратим внимание на психологическую сторону дела. По нашим сведениям, на предприятии действительно были обеспечены высокий уровень заработной платы и сравнительно хорошие условия жизни рабочих и их семей. Однако, как показывает хронология событий с 2006 года, позитивные изменения достигались под давлением забастовок.

Это создало у рабочих убеждение в том, что их интересы по определению противоположны интересам работодателей — классическая схема антагонизма труда и капитала — и что только давлением на хозяев можно достигать все новых и к тому же неограниченных успехов. Туманные методы начисления заработной платы рабочим и менеджерам всех уровней, а также обнаруженные расхождения между демонстрируемыми показателями и реальной заработной платой усугубляли ситуацию. Сложилась обстановка, характерная для европейских и американских капиталистических предприятий XIX-первой трети XX веков, дополненная местным колоритом клановой солидарности и родовых противоречий.

Вместе с тем управленцы всех уровней считали хорошую заработную плату рабочих достаточным основанием для того, чтобы, пользуясь их юридической и правовой безграмотностью, помыкать ими, всячески оскорблять, обирать и унижать их человеческое достоинство. Все это обостряло отношение рабочих к управленцам всех уровней как к «чужакам». В доверительной беседе забастовщики откровенно признавались, что деньги — только предлог, а невыносимо то, что «с нами обращаются, как со скотом».

При таких условиях не могло быть и речи о формировании каких-либо корпоративных настроений, командного духа, единого психологического пространства и обретении руководителями компании неформального авторитета. Известные издержки «тейлоровских» методов управления наложились на традиционную коррупцию и семейственность, так что непосредственных руководителей воспринимали не только как «чужаков», но и как профессионально некомпетентных выскочек, которые не вызывали не только симпатии, но и элементарного уважения.

Еще одна стратегическая ошибка управления была связана с недооценкой иррационального (обычно неосознаваемого) фактора восприятия людьми социальной динамики. Руководители компании были уверены в том, что рабочие видят и оценивают динамику тенденций в буквальном соответствии с их собственной оценкой. Если экономические графики демонстрируют последовательный рост уровня и качества жизни рабочих, превосходство этих показателей по сравнению с другими предприятиями и территориями, то рабочие видят ситуацию аналогично.

Между тем в действительности восприятие людей не столь рационально и объективно. В социальной психологии подробно изучены два парадоксальных эффекта, которые часто решающим образом модифицируют оценку хода событий массовым сознанием.

Первый — эффект ретроспективной аберрации [6]. Его суть в том, что с ростом объективных возможностей происходит опережающий рост потребностей и ожиданий, через призму которых динамика тенденций воспринимается обыденным сознанием искаженно, так что растет неудовлетворенность наличным положением дел. Показано, что только при умелом PR-сопровождении продвижения в экономической сфере оцениваются так, как это желательно руководству. Более того, умелое выстраивание субъективной картины существеннее влияет на настроения и отношения, чем объективные экономические показатели.

Второй — эффект зеркала [5; 6] — состоит в том, что люди склонны оценивать уровень доходов и качество собственной жизни в сравнении не с удаленными коллегами (что было бы корректно с «научной» точки зрения), а с соседями по региону, по цеху и т.д. Например, шофер нефтяной компании в Жанаозене сравнивает свое положение не с шофером такой же компании в Татарстане или на российском Севере, а с заработком более квалифицированного соседа-нефтяника или даже менеджера компании.

В силу обозначенных психологических факторов — настроений классового антагонизма, эффекта ретроспективной аберрации и эффекта зеркала — у рабочих нарастала фрустрация, недовольство своим положением, готовность прислушиваться к демагогическим призывам и наращивать напряжение «классового» конфликта. При таких условиях всегда приобретают особую популярность левые и оппозиционные к власти политики, готовые провоцировать массу людей на беспорядки. К сожалению, предложения московских экспертов, подробно сформулированные в июле 2011 года и нацеленные на предотвращение массовых беспорядков, были проигнорированы: «Казахи — не агрессивный народ, ничего такого, о чем вы говорите, у нас случиться не может», — возражал нам один из высших руководителей области. В итоге забастовка нефтяников закончилась кровавым побоищем 16 декабря, отдаленные последствия которого до сих пор не оставляют в покое жителей пострадавшего города.

К концу первой декады января 2012 года в состоянии жителей города Жанаозен отчетливо фиксировались признаки посттравматического стресса. По выражению одной из наших собеседниц, в сознании горожан время разделилось на «до 16-го» и «после». При этом обострилась конфронтация между группами жителей города — «бюджетниками» и «нефтяниками». Первые были склонны считать, что причиной забастовки и последующих трагических событий стала «жадность» работников нефтяного предприятия, которые, получая многократно более высокую, чем «обычные жители», заработную плату, были ею недовольны.

«Нефтяники» при обсуждениях настаивали на том, что причиной их упрямого противодействия руководству и трудового конфликта была не столько недостаточная заработная плата, а гораздо более глубокие факторы. Среди жителей циркулировали слухи агрессивного содержания — от уверенности бастовавших нефтяников в том, что события 16 декабря намеренно готовились и провоцировались властями, до убеждения их оппонентов в том, что всё долго и целенаправленно организовывалось из-за рубежа то ли «ваххабитами», то ли агентами «изгнанного олигарха» с целью «ликвидировать законную власть Казахстана».

Одна из экспертных групп в январе 2012 года была сформирована из врачей-психиатров областного психоневрологического диспансера города Актау. Специалисты  единодушны в том, что события в Жанаозене негативно отразились на психическом здоровье граждан. Уровень травматического стресса достаточно высок, и без необходимых мер, выходящих за пределы одного города, справиться с ситуацией будет практически невозможно.

Жанаозен в 2015 году: растущие городские противоречия

«Грешники из Жанаозена вместо ада возвращаются снова в Жанаозен», — говорят местные. Малокомфортные условия проживания, однако, не препятствуют рождаемости, и город занимает лидирующие позиции по приросту населения среди городов Казахстана. Почти половину жителей составляют люди до 19 лет, что создает определенную подростковую предрасположенность к волнениям и кризисам. Относительно высокие для Казахстана заработки, связанные с добычей нефти, с одной стороны, и малопригодные для проживания условия, не привлекающие жителей других регионов государства, — с другой, превратили Жанаозен в центр для возвращения на историческую родину этнических казахов из других стран — оралманов. Со слов одного из наших респондентов, получить казахстанское гражданство в Мангыстауской области в разы проще и дешевле, чем в других регионах Казахстана.

Вышеперечисленные особенности города дополняются исторически сложившимся проживанием на этой территории представителей рода адай из младшего жуза. Казахстанский политолог Нурбулат Масанов, крупнейший исследователь кочевой цивилизации, отмечал, что принадлежность к определенному роду — это «прежде всего способ мышления и интерпретации происходящих процессов и явлений сквозь призму генеалогического происхождения, объяснение и аргументация, регламентация и регулирование процессов социальной мобилизации и консолидации общества» [3]. Иными словами, родовая принадлежность участвует в формировании культурно обусловленных когнитивных карт, которые в свою очередь определяют жизненные ценности и цели, а также отношение к миру и себе. Все вышеперечисленное можно отнести к особенностям национального характера.

Все наши респонденты рассказывали об адайцах как о «настоящих кочевниках, наиболее приспособленных к выживанию в голой голодной степи». Они известны своим стремлением к справедливости, подозрительным отношением к чужакам, выносливостью, боевой отвагой, упрямством, свободолюбием, небрежным, типично кочевым отношением к месту проживания. Демонстрация принадлежности к роду в иерархии ритуальных приветствий адайцев занимает второе место после «здравствуй».

«Свои» четко отделены от «чужих», к которым, кстати, принадлежат оралманы. Жители города уверены в том, что «на средства от добываемой ими нефти отстроена Астана», что их бессовестно обкрадывало прежнее правительство. Нынешние власти также, по мнению жителей, забирают основную часть дохода от продажи нефти для развития столиц и оставляют ничтожные крохи для региона. Подобное стойкое убеждение было описано еще в 1989 году, когда в Новом Узене произошел крупный конфликт, потребовавший вмешательства тогда еще советских вооруженных сил.

Манипуляции властями

Новый (нефтяной) микрорайон города

Основным центром внимания властей стали пострадавшие в результате событий 2011 года «нефтяники», что естественно вызывало реакцию обиды и относительную персональную депривацию у «прочих». Представители местной власти позже рассказывали нам о постоянных склоках между пострадавшими. «Люди сравнивали свое горе и требовали все большего возмещения ущерба, — делился один из респондентов, — перед зданием городской администрации постоянно устраивались мини-голодовки только для того, чтобы выпросить какие-либо льготы у местного акимата».

В городе сложилась ситуация, при которой перенесенная травма использовалась в качестве инструмента легального шантажа властных структур. Успех нескольких жителей в получении привилегий поощрил остальных; микро-забастовки стали обыденными средствами воздействия на разные уровни власти. Во многом благодаря слаженной работе экспертов, местных политических, государственных и религиозных деятелей повторные вспышки беспорядков удалось предотвратить, хотя прогнозы к середине января 2012 года были тревожными.

Трагические события декабря 2011 года привлекли внимание всего Казахстана к проблемам нефтяников, что стимулировало денежный поток в Мангыстаускую область и Жанаозен. Тем не менее объективное улучшение качества жизни работников нефтяной отрасли обострило персистирующий внутригородской конфликт между элитой города — нефтяниками — и остальными, зарабатывающими в десятки раз меньше. Относительная персональная депривация вкупе с постоянным ростом ожиданий среди «прочих», не совпадавшим с реальными возможностями, привела к хронической фрустрации, которая особенно легко диагностировалась в семьях оралманов.

Микрорайон «Рахат» — один из новых районов города,
где проживают оралманы

Наши респонденты редко были довольны чем-либо в городе, сравнивая свою жизнь «здесь» с жизнью «где-то там», чаще всего — в предыдущей стране проживания. По классическим невротическим законам жанра, та страна чрезмерно идеализировалась. Покинутым столицам — прежде всего Ташкенту — приписывались желаемые качества («жить легче, богаче, климат мягче, люди добрее, специалисты лучше»), при этом желания вернуться в Ташкент или Ашхабад не было («мы — казахи, будем жить на Родине»).

Выходцы из Узбекистана и Туркменистана так же, как и остатки кавказской диаспоры, сформировали отдельное сообщество в Жанаозене, компактно заселив один из самых некомфортных микрорайонов города. Когнитивная схема «хороший Я и хорошие Мы в плохом месте» привела, во-первых, к четко очерченной внешне-обвинительной позиции и, во-вторых, к углублению существующих внутригородских разногласий. На фоне противостояния между жителями и властью еще больше расцвели противоречия между нефтяниками и бюджетниками, между местными и пришлыми, между семьями раненых, но оставшихся в живых, и семьями, потерявшими близких.

К концу января 2015 года в городе, при всех объективных показателях улучшения качества жизни, сформировалась достаточно сложная социально-психологическая ситуация, которая сопровождалась прочно усвоенными и неоднократно подкрепленными методами достижения желаемого при помощи шантажа и активной демонстрации страданий.

«Последняя капля»

В середине февраля 2015 года нефтяной городок вновь оказался в центре внимания прессы и пользователей социальных сетей. 16 февраля 2015 года в городскую больницу было госпитализировано 20 девушек-подростков с судорогами неясной этиологии. В течение последующих трех дней заболели еще 60 детей. Размытый диагноз поствакцинальной реакции вызвал растерянность и панику у населения городка; маленькая больница города оказалась переполненной пациентками и их многочисленными родственниками, создававшими дополнительные препятствия для нормальной работы медицинского персонала. В течение последующей недели количество заболевших продолжало увеличиваться — 195 человек были госпитализированы, еще более сотни находились на амбулаторном лечении.

В городке, где до сих пор нет специалистов в области психического здоровья, странные симптомы, появившиеся сразу после вакцинации, всколыхнули панические слухи, которые вскоре стали приобретать агрессивный оттенок. Врачи города были деморализованы давлением родственников и многочисленных сочувствующих и, чтобы переложить ответственность на внешний фактор, стали поддерживать циркулирующее среди жителей Жанаозена мнение об «испорченной» вакцине. Волна слухов о том, зачем и кому нужна была эта странная болезнь, затопила город.

Среди особо распространенных были предположения о происках государственного департамента США, крайней коррумпированности местных чиновников из Министерства здравоохранения, которые не погнушались нажиться на здоровье детей и подменили качественную российскую вакцину некачественной индийской. Высказывалось мнение о подготовленном замысле стерилизации населения Жанаозена, чтобы таким жестоким образом решить вопрос с чрезвычайно высоким уровнем рождаемости в городе.

Во всех случаях ядром оставалось стойкое убеждение о том, что главной причиной событий является токсическое действие коревой вакцины. Ссылки на исследования ВОЗ и других (пропущено слово) не доходили до сознания населения, потому что при неформальном общении и врачи, и некоторые чиновники низшего звена намекали на плохо проведенную экспертизу.

Комментарии к роликам о последствиях проводимой вакцинации, запущенные на www.youtube.com в феврале-марте 2015 года, помогают восстановить картину происходивших в городе событий. Крайне эмоционально напряженная ситуация в городе актуализировала хорошо усвоенные алгоритмы поведения активных жертв. Многие дети навязчивой демонстрацией симптомов выторговывали у родителей дорогие подарки (сотовые телефоны, планшеты, украшения и пр.), а родители, со своей стороны, использовали симптоматику детей для получения дополнительных социальных льгот.

Достаточно интересным представлялся тот факт, что большинство заболевших девочек были из семей оралманов и других «прочих», обслуживавших нефтяную промышленность, но не работающих в ней. Описанная выше когнитивная схема и идеализация страны предыдущего проживания вызывали естественное желание лечиться в Ташкенте, при этом все расходы на проезд и лечение должен был взять на себя основной «виновник» происходящего — городская и областная власть. Встречи представителей акимата города и области с родителями и учителями заболевших выливались в требования ответить на несколько основных вопросов, а именно:

—  

Больны ли дети? Если да, то чем?

—  

Почему Жанаозен?

—  

Связана ли болезнь детей с проведенной вакцинацией?

—  

Связана ли болезнь детей с забастовкой нефтяников 2011 года и последовавшими за ней кровавыми событиями?

—  

Что делать?

Больны ли дети? Если да, то чем?

В апреле 2015 года для оценки ситуации в городе и оказания экспертной поддержки небольшая группа в составе политолога, антрополога и психиатра была направлена в Мангыстаускую область, город Жанаозен. Перед поездкой, ознакомившись со всеми доступными материалами, в том числе и с записанными на телефон видеороликами на www.youtube.com, не оставалось никаких сомнений в том, что в Жанаозене произошла вспышка массового диссоциативного (конверсионного) расстройства. Записанные на сотовый телефон видео заболевших, выложенные в свободный интернет, демонстрировали классические признаки диссоциативных конвульсий (F.44), которые в предыдущей номенклатуре психических расстройств носили название истерических припадков, описанных еще З. Фрейдом [14; 15].

В международной классификации болезней 10-го пересмотра диссоциативные или конверсионные расстройства описаны следующим образом [4]:

«Общепринятыми положениями, на основе которых выделяются диссоциативные, или конверсионные, расстройства, являются полная или частичная потеря нормальной интеграции между памятью на прошлые события, способностью осознать себя как личность и непосредственными ощущениями и способностью управлять движениями тела. Все виды диссоциативных расстройств имеют тенденцию к исчезновению через несколько недель или месяцев, особенно если их возникновение связано с каким-либо травмирующим событием в жизни. Многие хронические расстройства, особенно параличи и потеря чувствительности, могут развиваться на основе существования неразрешимых проблем и межличностных сложностей. Эти расстройства ранее преимущественно классифицировались как различные виды «конверсионной истерии». Считается, что они имеют психогенную этиологию, поскольку по времени возникновения тесно связаны с травмирующими событиями, неразрешимыми и невыносимыми проблемами или нарушенными взаимоотношениями. Симптомы часто соответствуют представлению больного о том, как должно было бы проявляться психическое заболевание. Медицинский осмотр и обследование не выявляют каких-либо явных физических или неврологических нарушений. Кроме того, совершенно очевидно, что потеря функции является выражением эмоционального конфликта или потребностей. Симптомы могут развиваться в тесной связи с психологическим стрессом и часто проявляются внезапно. В эту рубрику включены только расстройства физических функций, в норме произвольно контролирующихся, и потеря чувствительности. Расстройства, включающие болевые ощущения и комплекс других физических ощущений, опосредованных через вегетативную нервную систему, классифицированы в рубрике психосоматических нарушений (F45.0). Всегда следует помнить о возможности развития в дальнейшем серьезных физических или психических расстройств. Включены: конверсионная истерия, реакция истерия, истерический психоз. Исключена: симуляция [сознательная симуляция] (Z76.5).

G1. Отсутствие физического расстройства, которое могло бы объяснить симптомы, характеризующие данное расстройство (но могут быть физические расстройства, которые дают развитие другим симптомам).

G2. Имеется убедительная связь во времени между появлением симптоматики расстройства и стрессовыми событиями, проблемами или потребностями».

К спектру диссоциативных расстройств относятся диссоциативная амнезия, диссоциативная фуга, диссоциативный ступор, транс и одержимость, диссоциативные двигательные расстройства, диссоциативные конвульсии, диссоциативная анестезия или потеря чувственного восприятия, а также синдром Ганзера, расстройство множественной личности, другие неуточненные диссоциативные расстройства.

Массовое конверсионное расстройство, известное в старых учебниках психиатрии как массовая истерия, достаточно часто наблюдается в периоды социально-психологических и политических кризисов. С 1974 по 2004 годы в мире было зафиксировано более 70 случаев массового конверсионного расстройства в таких странах, как Франция, США, Япония, Англия, Иордания, Испания. В ряде стран постсоветского пространства эпидемия диссоциативных расстройств была зафиксирована в 2005 году. Очень подробно хронологию и причины возникновения эпидемии диссоциативного расстройства в Чечне описал автор классической монографии по психологическому стрессу Л.А. Китаев Смык [2].

«Утром 16 декабря 2005 года в Шелковском районе Чечни, в станице Староглазовской, странная болезнь поразила четырех девочек-чеченок и двух молодых женщин. С утра в школе, а потом уже в больнице, у них время от времени возникали краткие приступы удушья, судороги рук и ног. Они падали и в ужасе кричали.

Глава района оповестил всех, что это следствие нервно-паралитического или психотропного воздействия. К концу дня было уже двенадцать заболевших учениц той школы и две женщины, работавшие в ней. У всех — одинаковые симптомы: онемение рук, ног, судорожные припадки, тошнота, озноб, слабость и пугающие приступы удушья. Они длились по несколько минут и повторялись 4—5 раз за день. По всей Чечне прокатился слух о «поражении детей в станице Староглазовская либо боевыми отравляющими веществами, либо радиацией» (РИА «Новый регион», 20.12.2005 9:55). Местные врачи подтверждали этот диагноз.

Здесь следует напомнить, что с 1994 года в Чечне началась кровопролитная война: российские войска сражались с чеченскими «незаконными банд-формированиями», а говоря попросту, с хорошо организованными из местных жителей-чеченцев партизанскими отрядами. В 2002-м году активные бои сменились множественными диверсионными действиями — подрывами мин на дорогах, снайперскими убийствами, захватом заложников, отравлением земли и источников воды. К 2006-му году была спровоцирована — самое страшное, что может быть у горцев, — массовая кровная месть.

Стали частыми исчезновения людей, взрывы домов, расстрелы и неизвестно кем обезображенные трупы. Накануне странного заболевания чеченских девочек по Чечне промчалось очередное пугающее сообщение: «В столице, в Грозном, обнаружен мощный источник радиоактивного излучения, превышающий допустимый уровень в 58 тысяч раз» (ИА REGNUM 15.12.2005 22:42).

За истекшее десятилетие Чечня превратилась из процветающей курортной северокавказской республики в единый, сплоченный, больной социально-этнический организм, где все про всё, про любую угрозу, мгновенно узнают, где все жители всё время эмоционально перевозбуждены (одни — страхом, другие — злобой), где люди одержимы либо жаждой мести, либо мучительной обязанностью мстить. При этом они упорно трудились, поддерживая свою жизнь».

Л.А. Киев-Смык, цитируя выдающихся российского психиатров В.И. Сперанского и С.Г. Гиндикина, излагает достаточно популярную гипотезу «повторного удара». Согласно этой гипотезе, для развития невротической симптоматики необходимо и достаточно двух факторов: (1) чрезмерного по силе кумулятивного (совокупного) стресса и (2) «повторного удара» — события, которое само по себе не способно послужить причиной расстройства, но оказывается последней каплей, окончательно ломающей предварительно истощенные адаптационные ресурсы.

Заражение диссоциативными симптомами происходит по механизму эмоциональной цепной реакции, во многом провоцируется страхом перед неизвестным заболеванием. Наиболее уязвимой группой признаются девушки и юные женщины с определенной конституциональной предрасположенностью [8]. До настоящего времени неврологи и врачи общей практики называют диссоциативные расстройства «функциональными», подчеркивая, с одной стороны, преходящий и обратимый характер даже самой тяжелой симптоматики (например, ступора или истерической мнимой смерти), с другой — обращая внимание на так называемую неорганическую, как бы «ненастоящую» природу болезни [18].

Эта «функциональность» почти неизбежно провоцирует снисходительное, обидно стигматизирующее отношение к заболевшим, которые даже докторами порой воспринимаются чуть более серьезно, чем откровенные симулянты. Тем не менее последние нейропсихологические исследования, проведенные при помощи функциональной магнитно-резонансной томографии, позитронно-эмиссионной томографии и других инновационных технологий, продемонстрировали наличие четкого нейробиологического субстрата диссоциативных симптомов [20].

Обзорная статья С. Харви с соавторами [17] резюмирует результаты более 50 исследований, среди которых — работы О. Девинского [12] и M. Брума [11], П. Халлигана [16]. Авторы указывают на общие для всех пациентов нейробиологические маркеры — в частности, на чрезмерную активацию префронтальной коры и лимбической системы под воздействием хронического накапливающегося стресса.

Чрезмерный по силе дистресс, как это было показано на клинических примерах, способен подавить проведение восходящей сенсорной и моторной информации по таламокортикальному тракту и привести к дефициту контроля над собственными сенсорными и моторными функциями [21]. Заметим, что дефицит внутреннего контроля может быть защитным механизмом, который развивается в ответ на чрезмерное по силе стрессовое воздействие и, как и всякий защитный механизм, подкрепляется вторичной выгодой — получением возможности внешнего контроля (в частности, контроля над близким окружением). Проще говоря, симптоматика может держаться столько времени, сколько будет поощряться возможность манипулирования другими людьми при помощи признаков своего расстройства.

Таким образом, диссоциативное расстройство:

(1)

вызывается наложением «последней капли» на хронический кумулятивный дистресс;

(2)

быстрее всего развивается у девочек и юных женщин, имеющих конституциональную предрасположенность;

(3)

распространяется по механизму эмоционального заражения;

(4)

сопровождается зафиксированными нейробиологическими изменениями.

Побережье Каспийского моря: курортная зона
Кендерли

К моменту приезда в Жанаозен экспертной группы врачи-психиатры области и специалисты, приехавшие из Алма-Аты, успешно разобрались в природе странной эпидемии и разработали пошаговый алгоритм вмешательства. Одна из нерешенных проблем заключалась в недостаточно удачном, на наш взгляд, концептуальном подходе к терапии, который выражался в девизе лечебного лагеря для девочек, расположенного в курортной зоне Кендерли, — «Мы не больны!». Девиз создавал дополнительную диссоциацию между декларируемым отсутствием болезни и наличием симптомов.

Въезд в курортную зону

Футбольное поле — одно из многих развлечений
курортной зоны

Почему Жанаозен? Связана ли болезнь детей с проведенной вакцинацией? Связана ли болезнь детей с событиями 2011 года?
(«Кто виноват?»)

Суровый климат, удаленность от «элитных» регионов Казахстана, сравнительная (в прошлом) легкость получения казахстанского гражданства, заманчивость больших заработков, связанная с добычей нефти, сделали город особенно привлекательным для оралманов — этнических казахов, волею судьбы оказавшихся в других странах. Учитывая особенности когнитивных карт адайцев, описанных нами выше, особенное отношение к «пришлым», а также разросшийся внутригородской конфликт, становится понятно, что «пришлые», как и «прочие» оказались в относительной изоляции от денежного потока, направленного в область и город после трагических событий 2011 года. Феномен относительной персональной депривации — или зависти в обыденном лексиконе — способствует пышному росту чувства неполноценности, которое определяется в качестве одного из наиболее мощных внутренних отрицательных стрессоров.

Упомянутый выше социально-психологический эффект зеркала, а также тот факт, что все жители города так или иначе были травмированы событиями 2011 года, привели к тому, что достаточно большая группа горожан, чья травмированность не была ни признана, ни поощрена, оказалась в ситуации незавершенного гештальта; в свою очередь это приводило к усилению и без того высокого уровня эмоционального напряжения. Интересным представляется тот факт, что в соседнем поселке, отстоящем на сотню метров от границы области и принадлежащем уже другой области, случаев осложнения после проведения вакцинации не было.

Массовая вакцинация не предполагает проведения предварительного разъяснения и информированного согласия, поэтому может восприниматься как насильственное действие, совершаемое без осознанного участия подростка. Лишение возможности выбора, собственного контроля над совершаемыми действиями вполне могло стать той самой последней каплей, которая привела к первым диссоциативным судорогам у девочек. Остальные механизмы распространения эпидемии — классические: распространение панических слухов о вакцине, эмоциональное заражение от уже заболевших детей, появление признаков расстройства даже у тех юных жителей, которые не были вакцинированы.

Следует отметить, что другое событие, имеющее хотя бы минимальный травматический потенциал в восприятии граждан города, вполне могло сыграть роль окончательного удара, запустившего цепочку событий в феврале 2015 года. Тем не менее объяснение причин массовых диссоциативных расстройств в Жанаозене предполагает положительные ответы на оба вопроса: да, болезнь детей была связана с событиями 2011 года и была «запущена» проведенной вакцинацией.

Что делать?

К моменту нашего последнего визита в Мангыстаускую область квалифицированными психиатрами из Казахстана была разработана программа комплексной помощи пациенткам с диссоциативными расстройствами. Реабилитация проводилась на базе курортной зоны Кендерли, отстроенной специально для работников нефтяной промышленности и расположенной на берегу Каспийского моря неподалеку от Жанаозена. Индивидуальная работа с пациентками осуществлялась на дому, под присмотром квалифицированных психологов. Новых случаев заражения уже не было — заболевшие (правда, не всегда успешно) учились контролировать свои «приступы», основная часть родителей заболевших девочек вскоре осознала связь между излишним вниманием к персоне дочери и симптомами странной болезни. Некоторые из отцов и матерей стали активными помощниками в терапевтическом процессе.

Тем не менее несколько детей, отправленных в Ташкент вместе с требовательными родственниками, были диагностированы как лица, страдающие «токсической энцефалопатией». Страшный диагноз оказал на лечившихся в одной из клиник Ташкента детей и их родителей парадоксально-успокаивающее воздействие — виновник был найден, болезнь подтверждена, многочисленные процедуры создали необходимый положительный плацебо-эффект. Проблема заключалась в том, что выставленный «хорошими специалистами из Ташкента» страшный диагноз мгновенно распространился среди выздоравливающих, обесценив все прошлые достижения медиков.

Проведенная ВОЗ экспертиза вакцины не принималась массовым сознанием; в Жанаозене появились кликуши — учительницы, агрессивно требовавшие наказать виновных, формулирующие катастрофические прогнозы и собирающие вокруг себя толпы сочувствующих. Желающих уехать на лечение в другое государство становилось все больше. Остановить очередное поветрие удалось применением достаточно суровых мер, а именно — критической экспертизой выставленных в Ташкентской клинике диагнозов, проведенной специалистами Министерства здравоохранения Узбекистана, в результате которой «токсический» диагноз был изменен.

Усвоенная модель получения желаемого путем откровенного шантажа собственным здоровьем могла привести к освобождению заболевших от единого национального тестирования (ЕНТ), однако благодаря слаженным действиям команды специалистов этого осложнения удалось избежать.

Повторим, что случай массового диссоциативного расстройства, зарегистрированного в современном Казахстане в ХХI веке, — не единичен. Травматический стресс весьма часто сопровождается диссоциативными симптомами, которые могут сохраняться продолжительное время. Особенности клинических проявлений диссоциации весьма разнообразны. Так, в Кыргызской Республике преобладают состояния диссоциативной одержимости, во время которых и девушки, и молодые люди рассказывают об одержимости джиннами. Нечто подобное отмечали наши коллеги, работающие в Чечне [1]. Описанию механизмов развития этого расстройства, возможно, будет посвящена следующая статья об отдаленных последствиях травматического стресса.

 

Литература

1.   Идрисов К. Распространенность посттравматических стрессовых расстройств среди населения Чеченской Республики в условиях локальной войны // Актуальные вопросы охраны здоровья населения. – Краснодар, 1993.

2.   Китаев-Смык Л.А. Конверсионное заболевание женщин в Чечне: «Эпидемия» индуцированных болезней или конверсионная истерия? // Психопедагогика в правоохранительных органах. – 2005. – №. 4(31). – С. 50–57.

3.   Масанов Н. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. – М.: Print-S, 2011. – 735 с.

4.   Международная статистическая классификация болезней и проблем, связанных со здоровьем, десятый пересмотр / ВОЗ. – Поведенческие и психические расстройства. – М., 2003.

5.   Назаретян А.П. Цивилизационные кризисы в контексте Универсальной истории. Cинергетика – психология – прогнозирование. – М.: Мир, 2004.

6.   Назаретян А.П. Антропология насилия и культура самоорганизации. Очерки по культурно-исторической психологии. – М.: УРСС, 2008.

7.   Фромм Э. Здоровое общество. – М.: АСТ, 2009.

8.   Alford J., Hibbing J.R. Personal, Interpersonal, and Political Temperaments // Annals of the American Academy of Political and Social Science. – 2007. – Vol. 614. – P. 196–212.

9.   American Psychiatric Association. Diagnostic and statistical manual of mental disorders (4th ed., text revision). – Washington, D.C.: Author, 2000.

10.   Bain R. Our Schizoid culture // Sociologi and Social Research. – 1935. – Vol. 19. – P. 266–276.

11.   Broome M.R. A neuroscience of hysteria? // Curr Opin Psychiatry. – 2004. – Vol. 17. – P. 465–469.

12.   Devinsky O., Mesad S., Alper K. Nondominant hemisphere lesions and conversion nonepileptic seizures // J Neuropsychiatry Clin Neurosci. – 2001. – Vol. 13. – P. 367–373.

13.   Drake M.E., Jr. Conversion hysteria and dominant hemisphere lesions // Psychosomatics. – 1993. – Vol. 34. – P. 524–530.

14.   Freud S. The neuro-psychoses of defense // The Standard Edition of the Complete Psychological Works of Sigmund Freud / ed. by J. Strachey, A. Freud. – London: Hogarth Press and the Institute of Psycho-Analysis, 1962. – Vol. 3. – P. 45–61.

15.   Freud S., Breuer J. Studies in hysteria. – Harmonsworth, UK: Penguin, 1978.

16.   Halligan P.W., Bass C., Wade D.T. New approaches to conversion hysteria // BMJ. – 2000. – Vol. 320. – P. 1488–1489.

17.   Harvey S.B., Stanton B.R., DavidA.S. Conversion disorder: towards a neurobiological understanding // Neuropsychiatric Disease and Treatment. – 2006. – Vol. 2(1). – P. 13–20.

18.   Kozlowska K. The developmental origins of conversion disorders // Clin Child Psychol Psychiatry. – 2007, Oct. – Vol. 12(4). – P. 487–510.

19.   Outcome in conversion disorder: a follow up study / W. Couprie, E.F. Wijdicks, H.G. Rooijmans [et al.]  //  J  Neurol  Neurosurg  Psychiatry.  –  1995.  –  Vol. 58. – P. 750–752.

20.   Soares N., Pataki C. Pediatric conversion disorder. Medscape // Drugs and  diseases.  –  2014.  –  March  20  [Электронный ресурс]. –  URL: http://emedicine.
medscape.com/article/917864-overview (дата обращения: 30.05.2015).

21.   Scott R., Anson J. Neural correlates of motor conversion disorder // Motor Control. – 2009. – Vol. 13. – P. 161–184.

 

 

Ссылка для цитирования

УДК 159.9:616.89

Молчанова Е.С., Назаретян А.П., Исмаилов Е. Поведенческая эпидемия как результат внутригородского конфликта в условиях заданной социальной ущербности // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2016. – N 2(37) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).

 

Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.

 

  В начало страницы В начало страницы

 

Портал medpsy.ru

Предыдущие
выпуски журнала

2016 РіРѕРґ

2015 РіРѕРґ

2014 РіРѕРґ

2013 РіРѕРґ

2012 РіРѕРґ

2011 РіРѕРґ

2010 РіРѕРґ

2009 РіРѕРґ