|
Аннотация В статье анализируется социокультурный контекст современной России, который во многом определяет направленность и приоритеты в работе психолога-консультанта. Процессы, происходящие в России, анализируются с опорой на понятие «культурная травма». Выделены ее признаки и сферы, которые затронуты культурной травмой (демографическая, социальная, социально-психологическая, личностная). Названы характеристики культурной травмы — глубина, радикальность и всесторонность происходящего; происходящее воспринимается как неподвластное влиянию личности. Показано, что именно сфера культурных изменений является наиболее травмогенной. Согласно исследованиям Е.Т. Соколовой описаны пять типов переживаний, связанных с высокой степенью неопределенности происходящего в России. В статье обоснована необходимость усиления социально-психологической направленности в работе психолога-консультанта, при которой в центре внимания находятся не только индивидуально психологические ресурсы личности, но и социальные процессы, малые и большие группы. Приведены примеры из опыта работы Центра корпоративного обучения и консультирования ЯрГУ им. П.Г. Демидова (образовательная и просветительская деятельность психологов-консультантов, социальная поддержка и формирование субкультур, социальная терапия как создание и управление событиями). Ключевые слова: Россия; кризис общества; личность; культурная травма; переживание травмы; консультативная психология.
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
Непрогнозируемые социальные катаклизмы и возрастание сложности социокультурных форм составляют отличительную черту современного российского общества. «Неопределенность» становится сегодня одним из ключевых понятий психологии и теоретической рамкой, объединяющей изучение феноменов индивидуального и общественного сознания, так и психологических проблем клиентов и клинических расстройств пациентов. Кризисные явления в экономической и социальной жизни провоцируют нарушения в повседневной жизнедеятельности как отдельной личности, так и общества в целом. Кризис раскрывает перед обществом основы его коллективной идентичности [9]. Как и индивидуальная травма, кризис на уровне общества — это одновременно и потрясение привычных представлений о себе, и, в то же время, это новые возможности для психологов определить себя и свое предназначение в работе с личностью и большими группами. Психологи-консультанты и психотерапевты в современной России имеют дело с пациентами, чьи психологические проблемы и жизненные неудачи во многом обусловлены трудностью принятия неопределенности, релятивизмом ценностей, отсутствием устойчивых моделей человеческих отношений и перспектив будущего. Помимо физических и эмоциональных травм угрозе подвергается наше право на жизнь, на личное благополучие и, кроме того, возникает ощущение, что мир (включая людей) не оказывает значительной поддержки человеческой жизни в целом. Разрушается само наше представление о существовании [11]. На протяжении последних лет число неудовлетворенных жизнью в России устойчиво удерживается на уровне 73—75%, в то время как хорошее настроение отмечают только 3% опрошенных. Общество живет в состоянии психического напряжения, раздражения, глобального недоверия, растерянности. Как правило, нет уверенности в завтрашнем дне, отсутствуют идеалы, люди не чувствуют себя участниками событий, происходящих в стране. Чуть ли не каждый второй россиянин не верит в то, что когда-либо будет жить лучше. Социальное отчаяние в наибольшей степени присуще сегодня людям в возрасте 60 лет и старше. Согласно опросам, из России хотят уехать порядка 22% респондентов (по результатам исследований, проводимых на факультете психологии ЯрГУ им. П.Г. Демидова). На одном из занятий по психологическому консультированию мы предложили студентам придумать метафору России. Образы, которые были предложены студентами: сильный кулак, колосс на глиняных ногах, осажденная крепость, медведь проснулся, одуванчик, праведное одиночество, нигде и ничто, факел. Даже поверхностный анализ позволяет выделить смысловое и эмоциональное наполнение образа России (неустойчивость, изолированность, ненадежность, сила, агрессия). С нашей точки зрения, процессы, происходящие в России, могут быть описаны с использованием категории «культурная травма» [1; 2]. Слово «травма» происходит от древнегреческого «рана». В современной медицинской и психиатрической литературе, как пишет К. Карут, «термин "травма" понимается как рана не на теле, а в сознании» — рана в результате эмоционального шока, настолько сильного, что он нарушает «осознание времени, себя и мира» и позже проявляется во снах и воспоминаниях. В этой концепции происшествие травматично не столько из-за того, что оказывает серьезное влияние, сколько потому, что его невозможно помыслить, оно «противостоит простому пониманию» и не может быть в существующие схемы понимания [8]. Травма наносится быстрыми, масштабными изменениями, что приводит к негативным дисфункциональным последствиям. Такие последствия могут быть результатом как экзогенных (войны, природные катаклизмы), так и эндогенных, внутренних влияний (кардинальные реформы, революции). Травма предстает как глобальная дезадаптация общества к изменившимся условиям существования. Ее можно определить как состояние напряжения, связанное с социальными изменениями, переживаемыми группой или целым обществом. Влияет на травму объем перемен, сфера базовых ценностей и правил, центральных ожиданий. Она затрагивает нормативные, аксиологические (ценности, нормы, правила, роли, стили, вкусы и т.д.) и когнитивные (верования, убеждения, доктрины, теоретические построения, парадигмы) компоненты. Более того, чем шире разрыв между обычной и измененной средой, тем выше степень «культурного шока». Сама культурная травма представляет «коллективное явление, условие, испытанное группой, сообществом или обществом в результате разрушительных событий, «культурно» интерпретируемых как травмирование» [1]. Коллективная травма возникает, когда:
Исследователи отмечают, что именно сфера культурных изменений считается наиболее травмогенной, где травмирующая ситуация разрушает «культурную ткань общества» и, «как все феномены культуры обладают сильнейшей инерцией, продолжает существовать дольше, чем другие виды травм, иногда поколениями сохраняясь в коллективной памяти или в коллективном подсознании, время от времени при благоприятных условиях проявляя себя» [5; 13]. Среди характеристик культурной травмы можно выделить такие, как:
Культурная травма проявляет себя в различных сферах:
Есть две стороны культурной травмы: эмоциональный опыт и реакция интерпретации. Е.Т. Соколова пишет как минимум о пяти типичных переживаниях шока перед лицом социальной и культурной неопределенности, характеризующих баланс глобальной субъективной дезинтегрированности (глубины личностного расстройства) и ресурсных возможностей личности по «собиранию себя» в условиях культурной травмы [4; 11]. 1. Первый тип шокового состояния окрашен всепоглощающим негативным аффектом, ядро которого составляет непереносимая тревога. Здесь мера субъективной неопределенности максимальна и ее феноменология такова: неясность, размытость, бесформенность, безграничность, бессвязность вызывают к жизни фантазийные репрезентации чуждости, враждебности, расщепление и поляризацию позитивных и негативных качеств внешнего и внутреннего «другого» в целях психологического выживания и, пусть иллюзорного, но сохранения целостности «Я». 2. Второй тип также связан с отрицательным спектром эмоциональных состояний, но доминирует несколько иная феноменология: двусмысленность, амбивалентность, многозначность, непредсказуемость, противоречивость, запутанность, сложность. Страх новизны здесь ведет к снижению уровня психического функционирования — когнитивной простоте, предпочтению упорядоченности, обычности, рутинности, ограниченности и предсказуемости в качестве защиты от ожидаемой катастрофичности нового, непрогнозируемости будущего и «необжитых пространств неизвестности», переживаний шока, растерянности, агорафобии и паники перед лицом потери самоконтроля и постоянства «Я». 3. Третий тип характеризуется непереносимостью неопределенности как ситуации отсутствия доступа к собственным внутренним ресурсам и, как следствие, — крайней зависимостью от поддержки Другого и социального окружения в целом; отказом от собственной системы эталонов, предпочтением личного и социального конформизма, полным подчинением авторитету, режиму, власти, нивелированием собственного «Я», слиянием с ситуацией. 4. Четвертый тип шокового переживания неопределенности — маниакальное «опьянение» трансгрессией и хаосом, отсутствием всех и всяческих границ, любых сдерживающих нормативов и правил, триумф нарциссически-перфекционистской вседоступности и вседозволенности. 5. К последнему типу относятся переживания, окрашенные позитивным эмоциональным тоном: любопытство, поисковая надситуативная активность, игра фантазии, порождение новых смыслов, радость, азарт, связанные с удовольствием от исследований и инсайтов и приводящие к творческому и осмысленному преобразованию ситуаций неопределенности. Мы уже упоминали, что слово «травма» происходит от древнегреческого «рана». У населения Росси много ран, которые не успевают залечиваться, не становятся шрамами, то есть не прорабатываются, не переживаются, контейнируются и становятся основой не только индивидуальных, но и коллективных неврозов. В связи с происходящими в России событиями стратегии работы психолога-консультанта по необходимости должны меняться и развиваться. Ресурсная модель работы психолога-консультанта, которая разрабатывается нами, предполагает использование традиционных для консультанта методов работы, направленных на усиление индивидуально-психологических ресурсов, к которым относятся личностные свойства. Многие исследователи подчеркивают значение адаптационных способностей человека для сохранения психологического благополучия, работоспособности и эффективности деятельности при воздействии неблагоприятных факторов внешней среды. А.Г. Маклаков, описывая понятие личностного адаптационного потенциала, включает в него следующие характеристики:
Все перечисленные характеристики он считает значимыми при оценке и прогнозе успешности адаптации к трудным и экстремальным ситуациям. Д.А. Леонтьев в свою очередь вводит понятие личностного потенциала как базовой индивидуальной характеристики, стержня личности. Личностный потенциал, согласно Д. Леонтьеву, является интегральной характеристикой уровня личностной зрелости, а главным феноменом личностной зрелости и формой проявления личностного потенциала является феномен самодетерминации личности. Личностный потенциал отражает меру преодоления личностью заданных обстоятельств (в конечном счете — преодоление личностью самой себя), а также меру прилагаемых ей усилий по работе над собой и над обстоятельствами своей жизни. В то же время существует запрос на усиление социально-психологических ресурсов, под которыми обычно понимаются преимущества, которые дают социальная поддержка (социальные взаимосвязи и взаимоотношения), социальные навыки и власть. Такой вектор работы должен принимать во внимание утрату и восстановление смысла и человеческих связей. В действительности всегда можно что-то сделать для восстановления и придания смысла жизни в ситуациях культурной травмы. Назову несколько стратегических линий, которые лежат в основе работы Региональной Ассоциации психологов-консультантов (г. Ярославль, директор — Клюева Н.В.) в контексте вышесказанного.
Технологии социального конструирования и проектирования использовались в Ярославле в реализации проекта «Добрососедство», который был направлен на формирование дружественных отношений между жителями, проживающими в соседних домах. Такие акции в целом влияют на осознание себя в пространстве жизни и являются ресурсом психического здоровья и психологического благополучия. Таким образом, осмысление роди психолога-консультанта в современном российском обществе приводит к необходимости придания новых смыслов его деятельности, активному включению в социальные процессы и работе не только с личностью, но и с большими социальными группами.
Литература 1. Аарелайд-Тарт А. Теория культурной травмы (опыт Эстонии) // Социологические исследования. – 2004. – № 10. – С. 63–71. 2. Александер Дж. Культурная травма и коллективная идентичность // Социологический журнал. – 2012. – № 3. – С. 5–40.
3. Жуков Ю.М. Психотехники расширения сознания:
социопсихологические технологии [Электронный ресурс].
– URL: http://www.flogiston.ru/articles/social/ 4. Соколова Е.Т. Культурно-историческая и клинико-психологическая перспектива исследования феноменов субъективной неопределенности // Вестник Московского государственного университета. Серия 14. Психология. – 2012. – № 2. – С. 37–48. 5. Штомпка П. Социальное изменение как травма // Социологические исследования. – 2001. – № 1. – С. 6–16. 6. Alexander J.C. Introduction. Civil society I, II, III: Constructing an Empirical Concept from Normative Controversies and Historical Transformations // Real Civil Societies: The Dilemmas of Institutionalizations / ed. by J.C. Alexander. – London: Sage. – 1998. – P. 1–19. 7. Caruth С. Trauma: Explorations in Memory. – Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1995. – 277 p. 8. Caruth C. Unclaimed experience: trauma, narrative, and history. – Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 1996. 9. Habermas J. Legitimation crisis. – Boston: Beacon Press, 1975. 10. Hartman G.H. On traumatic knowledge and literary studies // New Literary History. – 1995. – Vol. 26, № 3. – P. 537–563. 11. Hogg M.A. Uncertainty-identity theory // Advances in experimental social psychology. – 2007. – Vol. 39. – P. 69–126. 12. Sztompka P. The Intangibles and Imponderables of the Transition to Democracy // Studies in Comparative Communism. – 1991. – Vol. 24, № 3. – P. 295–311. 13. Sztompka P. Trust: A Sociological Theory. — Cambridge: Cambridge University Press, 1999. – 214 p.
Ссылка для цитирования УДК 159.9 Клюева Н.В. Психология переживания культурной травмы и нестабильность России // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2016. – N 6(41) [Электронный ресурс]. – URL: http://mprj.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
В начало страницы
|
![]() |
|