|
Аннотация. В работе представлены результаты анализа суицидальной ситуации в 6 сельских районах Усть–Ордынского Бурятского округа. Выявлен сверхвысокий уровень частоты завершенных суицидов. Установлено, что частота суицидов у лиц бурятской национальности превысила аналогичный показатель у славян в 1,2–1,4 раза. Соотношение завершенных и незавершенных суицидов составило 1:1,7–1:2,1. Максимум суицидов отмечается у мужчин бурятской национальности, а также у лиц в возрасте 20–29 лет. Ведущая роль в возникновении суицидального поведения принадлежала реальным конфликтам. Наибольшее число суицидогенных конфликтов у лиц обеих этнических групп, совершивших завершенные суициды и попытки самоубийства, приходилось на личностно-семейную сферу (p<0,001). У лиц бурятской национальности с завершенными суицидами чаще встречалась категория личностного смысла в виде отказа от жизни (p<0,05), а с суицидальными попытками — отказ от жизни и избежание наказания (p<0,05), т.е. у бурят чаще, чем у славян, встречались неагрессивные формы мотиваций, что можно объяснить национальными чертами, присущими народам монгольской и тунгусо–маньчжурской групп. Продолжительность пресуицидального периода не отличалась в сравниваемых группах; чаще всего пресуицид продолжался от нескольких часов до нескольких суток. Полученные данные необходимо учитывать при проведении суицидологической превенции, направленной на улучшение суицидальной ситуации в округе. Ключевые слова: пресуицид, законченные суициды, суицидальные попытки, этнокультуральные особенности, распространенность, мотивация.
Ссылка для цитирования размещена в конце публикации.
Актуальность исследования Самоубийство является актуальной медико–социальной проблемой современного общества, демонстрирующей тенденцию к росту во многих странах мира [3; 4; 6; 8; 10; 11; 12; 13; 14; 15; 16; 19]. Ежегодно, по данным ВОЗ (2008), в мире от самоубийств погибает 1 миллион человек, в 10–20 раз большее число людей предпринимают попытку самоубийства [1; 17]. В России количество суицидов и динамика их роста превышает аналогичные показатели большинства европейских стран [3; 12; 20], наша страна занимает по этому показателю одно из первых мест в мире. Многими авторами уделяется серьезное внимание влиянию этнокультуральных факторов в случае психических расстройств, а также на суицидальное поведение [2; 5; 6; 7; 10; 18]. Региональные лидеры по числу суицидов в РФ – Дальневосточный и Сибирский федеральные округа (33,3 и 34,3 на 100 тысяч в 2010 г.). Одним из национальных образований с высокой суицидальной активностью является Усть–Ордынский Бурятский округ, где за последние 20 лет частота завершенных суицидов в 2–3 раза превышала общероссийские показатели. Цель исследования: изучение суицидального поведения в Усть–Ордынском Бурятском округе с учетом эпидемиологических, социально–демографических, клинических, этнокультуральных аспектов. Материалы и методы исследования При изучении эпидемиологических закономерностей завершенных суицидов в 6 районах Усть–Ордынского Бурятского округа использовались материалы информационных систем о частоте суицидальных действий определенных групп населения (данные Территориального органа Федеральной службы государственной статистики по Иркутской области (Иркутскоблстат), Иркутского областного бюро судебно–медицинской экспертизы, Медицинского информационно–аналитического центра (МИАЦ) Министерства здравоохранения Иркутской области, ЗАГСов 6 районов Усть–Ордынского Бурятского округа). Изучение суицидальных попыток среди населения 6 районов Усть–Ордынского Бурятского округа проводилось по вызовам Станций скорой и неотложной медицинской помощи с формированием выборки из 596 лиц, предпринявших суицидальные попытки. Основными методами настоящего исследования являлись клинико–эпидемиологический, клинико–катамнестический, клинико–психопатологический и психометрический. Классификация диагноза проводилась в соответствии с Международной классификацией болезней, травм и причин смерти 10-го пересмотра (МКБ–10) (Минздрав РФ, 1998). Полученные результаты проверялись стандартной статистической обработкой при помощи пакетов программ «Microsoft Excel 2007» и «Statistica 6.0». Результаты исследования Усть–Ордынский Бурятский округ (УОБО) входит в число территорий России со сверхвысоким уровнем суицидов [4; 9]. За последние 20 лет частота самоубийств в УОБО возросла еще более — с 33,8 на 100 тысяч в 1991 г. до 86,3 на 100 тысяч в 2010 г. (p<0,001) (рис. 1).
Рис. 1. Динамика частоты суицидов в Иркутской области и Усть–Ордынском Бурятском округе (на 100 тысяч населения)
Изучение распространенности законченных суицидов среди населения УОБО за 2005–2009 гг. (n=505, 420 мужчин и 85 женщин) показало сверхвысокий уровень данного показателя в 6 районах округа. Показатель частоты завершенных суицидов в УОБО превысил областной показатель в 1,4–1,7 раза (p<0,001). Соотношение женских и мужских завершенных суицидов составило 1:4,4 и 1:8,0 (p<0,001). Установлено, что наиболее уязвимой возрастной группой, как у мужчин, так и у женщин, совершивших самоубийства, являлась молодежь 20–29 лет. Самые высокие показатели завершенных суицидов наблюдаются у мужчин 20–29 лет (139,2–303,3 на 100 тысяч) (p<0,05). Выявлено снижение количества суицидов за 5 лет в большинстве возрастных групп трудоспособного возраста: у мужчин (20–59 лет) — в 1,3–2,1 раза и увеличение в 1,9–2 раза — в старших возрастных группах мужчин (с 60 лет и старше) (p<0,001). У женщин снижение количества суицидов наблюдается в возрастных интервалах 15–29 лет и 40–49 лет и увеличение показателей суицидов в 2,1–3,2 раза в 30–39 лет и 50–59 лет (p<0,001). Сложившаяся неблагополучная суицидологическая ситуация в Усть–Ордынском Бурятском округе привлекла наше внимание к изучению этнокультуральных аспектов распространенности завершенных суицидов в данной административной территории, национальный состав которой включает бурятскую и славянские (преимущественно русские) этнические группы и разработке на основе полученных данных мер превентивного характера. За 2002–2007 гг. на территории УОБО было зарегистрировано 724 случая (609 мужчин и 115 женщин) самоубийств, суициденты бурятской национальности составляли 46,0 %, славяне — 50,6 %, число лиц других национальностей было минимальным (3,4 %). Установлен сверхвысокий уровень распространенности завершенных суицидов в УОБО. Среднегодовой показатель частоты завершенных суицидов на 100 тысяч населения у лиц бурятской национальности составил 105,0; у славян — 85,8 (p=0,19). Распространенность суицидов у лиц бурятской национальности превышала аналогичные показатели у славян в 1,2–1,4 раза (p=0,01–0,3). За анализируемый период частота суицидов у бурят уменьшилась в 1,7 раза (p<0,001) (мужчины — в 1,7 раза, женщины — в 1,8 раза), у славян — в 1,4 раза (p<0,05) (мужчины — в 1,5 раза, у женщин показатели оставались стабильными). Максимальные показатели распространенности завершенных суицидов в обеих субпопуляциях наблюдались в возрастном интервале 20–29 лет. В возрастной категории 10-59 лет уровень суицидов у бурят превышал в 1,2–1,5 раза показатели славян, а начиная с 60 лет суициды у славян встречались в 1,3–2,2 раза чаще, чем у бурят. Самый высокий уровень распространённости суицидов зарегистрирован среди мужчин бурятской национальности — 184,3 на 100 тысяч населения, что в 1,9 раза больше, чем среди мужчин Иркутской области (p<0,01), и в 1,3 раза больше, чем среди славянских мужчин УОБО (144,5 на 100 тысяч) (p<0,05). Уровни завершенных суицидов бурятских и славянских женщин не имели отличий. В структурном отношении наибольшую долю суицидентов составляли лица в возрасте 20–29 лет (буряты — 27,0% и славяне — 24,6%) (p>0,05). Большинство суицидентов в обеих этнических группах имели среднее и среднеспециальное образование (p<0,001). Статистически достоверно среди бурят чаще встречались лица со средним образованием (p<0,05), а среди славян — с начальным (p<0,05). Подавляющее большинство суицидентов УОБО обеих этнических субпопуляций являлись лицами трудоспособного возраста (p<0,001), но лишь 26,9% были адаптированы в трудовом отношении (p<0,001). Более половины лиц, совершивших самоубийство, обеих этнических групп были одиноки (55,7%) (p<0,001). Сравнение способов суицидов среди суицидентов славянских и бурятской национальностей показало, что подавляющее большинство суицидентов, вне зависимости от пола, выбрали самоповешение (p<0,001): у славян — 94,5% случаев, у бурят – 97,9%. Наибольшее число суицидентов обеих национальностей совершали суициды дома — 68,7% славян и 64,1% бурят (p<0,001). Статистически достоверное (p<0,001) увеличение суицидальной активности наблюдалось у лиц обеих национальностей летом, а среди лиц бурятской национальности и в весенний период (p<0,05). В обеих этнических группах населения УОБО большинство лиц, совершивших завершенный суицид, в момент совершения самоубийства находились в состоянии алкогольного опьянения — 63,9% (62,0% славян и 66,2% бурят) (p>0,05). Ведущая роль в возникновении суицидального поведения принадлежала реальным конфликтам (p<0,001). Наибольшее число суицидогенных конфликтов у лиц обеих этнических групп принадлежало к личностно–семейной сфере (p<0,001). У лиц бурятской национальности чаще, чем у славян, встречалась категория отказа от жизни (p<0,05). Продолжительность пресуицидального периода не отличалась в сравниваемых группах; чаще всего пресуицид продолжался от нескольких часов до нескольких суток (p<0,05). С помощью эпидемиологического метода изучена частота покушений на самоубийство среди населения УОБО за 2005–2007 гг. За анализируемый период было зарегистрировано 596 суицидальных попыток (мужчины — 332, женщины — 264), что составило 139,0; 146,4 и 159,3 на 100 тысяч населения. Динамика соотношения распространенности завершенных суицидов и суицидальных попыток за 3 года представлена показателями 1:1,7; 1:1,9; 1:2,1, что отличается от соотношения аналогичных показателей среди жителей Иркутска (1:5,9; 1:6,6; 1:7,5). Данный факт свидетельствует о более серьезных намерениях расстаться с жизнью среди жителей УОБО, подтвержденных более высоким числом суицидальных попыток, доведенных до конца. Соотношение числа суицидальных попыток, совершенных мужчинами и женщинами, также отличалось от общепринятого и составляло 1,2:1–1,5:1. За анализируемый период распространенность суицидальных попыток среди мужчин УОБО увеличилась в 1,3 раза (p=0,03) при постоянстве аналогичных показателей у женщин. Уровень суицидальных попыток населения УОБО за 3 года увеличился с 139,0 на 100 тысяч до 159,3 на 100 тысяч (p=0,09). Наиболее уязвимой возрастной группой, предпринявшей суицидальные попытки, являлась молодежь 20–29 лет, как у мужчин, так и у женщин УОБО (p<0,001). Самый высокий показатель суицидальных попыток отмечается у мужчин 20–29 лет (477,1 и 516,0 на 100 тысяч) (p<0,001). Как среди мужчин, так и среди женщин лидерами в возрастной структуре были лица в возрасте 20–29 лет (p<0,001–0,1). Большинство лиц, совершивших покушение на самоубийство, составили лица трудоспособного возраста (88,8 и 90,9%) (p<0,001). Для более подробного изучения этнокультуральных особенностей суицидального поведения была проанализирована выборка (n=596, 332 мужчины и 264 женщины), включающая лиц славянской (n=395) и бурятской (n=201) субпопуляций УОБО, совершивших суицидальные попытки в 2005–2007 гг. Наиболее высокий уровень суицидальных попыток установлен среди лиц славянских национальностей (180,5 на 100 тысяч населения). Частота суицидальных попыток в славянской субпопуляции оказалась в 1,4 раза выше, чем у бурят (124,6 на 100 тысяч) (p<0,01). Среди бурятской субпопуляции за 3 года количество суицидальных попыток возросло в 1,5 раза (с 98,5 до 149,9 на 100 тысяч) (p<0,01) на фоне стабильных показателей у славян. Соотношение показателей частоты суицидальных попыток в славянской и бурятской субпопуляциях УОБО колебалось от 1,8:1 до 1,2:1. Частота суицидальных попыток среди мужчин бурятской национальности за анализируемый период возросла в 1,7 раза (с 112,0 до 191,2 на 100 тысяч) (p<0,001), у женщин бурятской национальности — в 1,3 раза (с 86,1 до 111,8 на 100 тысяч) (p=0,07), в славянских мужской и женской популяциях количество суицидальных попыток оставалось стабильным. Зафиксировано, что максимум покушений на самоубийство как среди бурят, так и среди славян наблюдался в возрастном интервале 20–29 лет — 407,5 на 100 тысяч (p<0,001) и 484,3 на 100 тысяч (p<0,001) соответственно. Распространенность суицидальных попыток в славянской субпопуляции превышает таковую у бурят в 1,2–1,9 раза, достигая в группах 15–49 лет и 60–69 лет (p<0,01) статистически значимых отличий. Самый высокий уровень распространенности суицидальных попыток зарегистрирован среди славянских мужчин — 204,1 на 100 тысяч населения, что в 1,3 раза больше, чем среди мужчин–бурят УОБАО (154,7 на 100 тысяч) (p=0,01). Распространенность покушений на самоубийства у славянских мужчин превышала таковую у бурят в возрастном интервале 15–69 лет в 1,3–3,3 раза, а в возрасте 70 лет и старше суицидальные попытки чаще совершали бурятские мужчины (p=0,07). Частота суицидальных попыток среди женщин славянской субпопуляции УОБО (159,2 на 100 тысяч) также превышала аналогичные показатели бурятских женщин (96,7 на 100 тысяч) (p<0,001). В возрастном интервале 10–59 лет незавершенные суициды в 1,3–2,4 раза чаще наблюдались у женщин славянской этнической группы, а в интервале 70 лет и старше суицидальные попытки отмечались только среди женщин славянских национальностей (p<0,001). Максимальная доля лиц, совершивших суицидальные попытки, в обеих этнических группах приходилась на возраст 20–29 лет (p<0,001). Образовательный уровень лиц, предпринявших суицидальные попытки, в обеих субпопуляциях не имел отличий. Как среди славян, так и среди бурят большинство (p<0,001) имели среднеспециальное и среднее образование — 64,7%. Лишь 28,4% лиц, предпринявших суицидальные попытки, были адаптированы в трудовом отношении, хотя большинство находилось в трудоспособном возрасте. Подавляющее число лиц, совершивших покушение на самоубийство, были одиноки (61,8%) (p<0,001). Большинство суицидентов обеих этнических групп независимо от пола использовали такой способ суицидальных действий, как отравление (буряты — 50,7%, славяне — 53,9%) (p<0,001). Чаще всего, независимо от национальности, суицидальные попытки предпринимались в местах, скрытых от посторонних лиц (p<0,001). Сравнение сезонного распределения суицидальных попыток у лиц бурятской и славянских национальностей показало превалирование их у бурят летом (p<0,05), а у славян — весной (p>0,1). Ведущая роль в возникновении суицидального поведения принадлежала реальным конфликтам (p<0,001). Наибольшее число суицидогенных конфликтов у лиц обеих этнических групп принадлежало к личностно–семейной сфере (p<0,001). У лиц бурятской национальности чаще, чем у славян, встречались категории отказа от жизни и избегания наказания (p<0,05). Продолжительность пресуицидального периода не отличалась в сравниваемых группах; чаще всего пресуицид продолжался от нескольких часов до нескольких суток (p<0,05). Проведенный анализ клинических, социально–демографических и этнокультуральных особенностей суицидальных попыток лиц славянских и бурятской национальностей УОБО за 2005–2007 гг., госпитализированных в психиатрические стационары лечебных учреждений Усть–Ордынского Бурятского округа, показал следующее. Максимальные доли суицидальных попыток, как среди лиц бурятской, так и славянских субпопуляций, госпитализированных в психиатрический стационар, наблюдались в возрастном интервале 20–29 лет. Доля женщин, совершивших суицидальные попытки, превышала аналогичный показатель мужчин в 2 раза, независимо от национальности суицидентов (p<0,001). Славянские мужчины одинаково часто выбирали повешение и отравление — 42,9 и 40,0% (p<0,05). Бурятские мужчины чаще всего использовали нанесение колото–резаных ранений — 42,9% (p>0,05). Независимо от национальности, женщины чаще всего прибегали к отравлению (p<0,001). Славянские мужчины достоверно чаще бурят использовали такой способ, как повешение (p<0,01), а буряты чаще славян — нанесение колото–резаных ран (p<0,001). Отягощенность семейного анамнеза психическими заболеваниями выявлялась у 29,3%, статистически значимых отличий по этому показателю у бурят и славян не выявлено. Наиболее часто, независимо от национальности, длительность психического заболевания до момента совершения суицидальной попытки составляла более 5 лет (p<0,001–p<0,01). При сравнении лиц славянских и бурятской национальностей более ощутимая разница наблюдается в доли суицидентов с длительностью заболевания к моменту совершения суицидальной попытки до 1 месяца: у славян — 23,5% против 12,3% бурят (p=0,11). Этот факт можно объяснить большим числом лиц славянских национальностей, обнаруживающих реакции на тяжелый стресс и нарушение адаптации. Более трети пациентов славянских национальностей, совершивших суицидальные попытки, в анамнезе уже имели суицидальные действия — 36,3%, среди лиц бурятской национальности таких лиц было 26,2% (p=0,23). В состоянии алкогольного опьянения на момент совершения суицидальной попытки находились 27,5% славян против 16,9% бурят (p=0,16), что уступает доле лиц, предпринявших суицидальные попытки в состоянии алкогольного опьянения в общей популяции населения УОБО — 41,0% славян (p<0,05) и 41,3% бурят (p<0,001). Сравнение клинической структуры психических расстройств среди совершивших суицидальные попытки и госпитализированных в психиатрический стационар пациентов славянских и бурятской национальностей показало ряд отличий: удельный вес реакций на тяжелый стресс и расстройств адаптации оказался большим у славян в 3 раза — 32,4% против 10,8% (p=0,003), а доля психических расстройств и расстройств поведения, связанных с употреблением психоактивных веществ, чаще наблюдалась у бурят — 12,3% против 2,0% (p=0,016). Наблюдалась равная представленность у славян психопатоподобного (41,2%) и депрессивного (39,2%) синдромов, реже встречались депрессивно–параноидный — 8,8% (p<0,001) и невротический — 10,8% (p<0,001) синдромы. У бурят превалировал депрессивный синдром &nmash; 46,2%, реже встречались психопатоподобный — 33,8% (p=0,21), депрессивно–параноидный — 12,3% (p<0,001), невротический — 7,7% (p<0,001). Статистически достоверной разницы в представленности какого-либо синдрома в зависимости от национальности суицидентов не выявлено. Наиболее часто встречающимися категориями суицидального поведения у лиц, предпринявших суицидальные попытки и госпитализированных в стационар, независимо от национальности, являлись протест и призыв. У лиц бурятской национальности чаще, чем у славян, встречались неагрессивные формы мотиваций (избегание, отказ) (p>0,05). Показано, что достоверно чаще у славян встречался пресуицид, имевший продолжительность от нескольких часов до 1 суток (p<0,05), а у бурят по сравнению со славянами чаще продолжительность пресуицида колебалась от нескольких месяцев до 1 года (p=0,016), т.е. у пациентов бурятской национальности суицидальные действия были более продуманными и подготовленными. Приведённые выше результаты свидетельствуют о более высокой суицидальной активности в бурятской субпопуляции, что может быть связано с некоторыми этнокультуральными особенностями бурят, играющими роль в формировании их суицидального поведения. Первой особенностью являются вопросы религиозной морали. Основной религией у бурят остался шаманизм, главная черта которого — обожествление сил природы, вера в то, что после смерти душа переносится в иной мир, где жизнь продолжается. Такие взгляды значительно уменьшают страх перед смертью, человек готов к таким «перемещениям». Ещё одной национальной религией бурят является буддизм (ламаизм), буддистские воззрения считают суицид вполне допустимым, не противоречащим основам религиозной морали поступком. Следующим аспектом является то, что два основных национально–этнических образования — буряты и русские — живут не отдельной жизнью, а интегрированы в единую государственную систему, что в конкретно исторических условиях привело к неизбежной русификации бурятской нации, потере традиционных религиозно–культурных корней, изменению формировавшихся веками нравственно–этических норм поведения и духовных ценностей. В последние 10–15 лет на эти негативные процессы оказали влияние отрицательные социально–экономические показатели развития УОБАО. Округ является слаборазвитым, высокодотационным регионом с «аграрно–бюджетной» экономикой, очень низкими доходами населения (ниже прожиточного минимума) и высоким уровнем бедности: среднедушевые денежные доходы населения УОБО ниже прожиточного минимума, он является беднейшим регионом РФ. Всё вышеизложенное делает актуальным направлением разработку превентивных мер, направленных на улучшение суицидальной ситуации в Усть–Ордынском Бурятском округе.
Литература 1. Амбрумова А.Г. Проблема суицида и превентивная суицидологическая служба в СССР // Науч. и орг. пробл. суицидологии. – М., 1983. – С. 7-20. 2. Васильев В.В. Этнокультуральные особенности суицидального поведения психически больных в Удмуртии: автореф. дис. … канд. мед. наук. – М., 2001. – 24 с. 3. Войцех В.Ф. Динамика и структура самоубийств в России // Соц. и клин. психиатрия. – 2006. – № 3. – С. 22-27. 4. Гладышев М.В. Клинико-социальные аспекты распространенности суицидов в период радикальных преобразований в России (1990–2003 гг.): автореф. дис. … канд. мед. наук. – М., 2006. – 19 с. 5. Дубравин В.И. Этнокультуральные особенности распространенности суицидов среди городского и сельского населения Республики Коми // Культуральные и этнические проблемы психического здоровья. – М.: Ижевск, 1997. – Вып. II. – С. 315-317. 6. Клинико-социальные характеристики лиц, совершивших суицидальные попытки / Б.С. Положий, Е.А. Панченко, А.Д. Посвянская [и др.] // Российский психиатрический журнал. – 2008. – № 2. – С. 16-20. 7. Лазебник А.И. Клинико-социальные и этнокультуральные особенности суицидального поведения детей и подростков в Удмуртии: автореф. дис. … канд. мед. наук. – М., 2000. – 25 с. 8. Ласый Е.В., Новодворская М.В. Анализ протоколов расследования по факту суицида // Психиатрия, психотерапия и клиническая психология. – 2011. – № 2. – С. 4-21. 9. Положий Б.С. Суицидальная ситуация в современной России // Европейская декларация по охране психического здоровья. Проблемы и пути решения : материалы научно-практ. конф. – М., 2006. – С. 40-44. 10. Положий Б.С. Суицидальное поведение. – М., 2010. – 229 с. 11. Положий Б.С. Дифференцированная профилактика суицидального поведения // Суицидология. – 2012. – № 1. – С. 8-12. 12. Положий Б.С., Лазебник А.И. Особенности суицидального поведения сельского населения Удмуртии // Российский психиатрический журнал. – 2006. – № 5. – С. 17-20. 13. Положий Б.С., Панченко Е.А. Дифференцированные подходы к профилактике суицидального поведения // Российский психиатрический журнал. – 2011. – № 4. – С. 41-44. 14. Разводовский Ю.Е., Дукорский В.В. Социально-эидемиологические и психопатологические корреляты парасуицида // Психиатрия, психотерапия и клиническая психология. – 2010. – № 2. – С. 22-28. 15. Agerbo E. Unemployment and suicide // J. Epidemiology and Community Health. – 2003. – Vol. 57. – P. 560-561. 16. Bertolote J.M. Global Suicide Mortality Rates – A Lightbat the End of the Tunnel? // Crisis. – 2012. – V. 33, № 3. – P. 249-253. 17. Diekstra R.F. W. The epidemiology of suicide and parasuicide // Arch. Suicide Research. – 1996. – Vol. 2, № 1. – P. 1-29. 18. Suicide in subtypes of primary major depression / Z. Rihmer, J. Barsi et al. // J. Affective Disorders. – 1990. – Vol. 18(3). – P. 221-225. 19. Simkin, S., Bennewith O., Cooper J. Investigating Official Records of Suicides for Research Purposes // Crisis. – 2012. – V. 33, № 3. – P. 123-126. 20. Suicidology and suicide prevention. A global perspective / D. Wasserman, C. Wasserman / D. Wasserman et al. (eds.). – Oxford : University Press, 2009. – 872 p.
Ссылка для цитирования УДК 616.89.-008.441.44:159.922.4:314.145 Ворсина О.П. Клинические, социально-демографические и этнокультуральные особенности суицидального поведения населения Усть–Ордынского Бурятского округа [Электронный ресурс] // Медицинская психология в России: электрон. науч. журн. – 2013. – N 2 (19). – URL: http://medpsy.ru (дата обращения: чч.мм.гггг).
Все элементы описания необходимы и соответствуют ГОСТ Р 7.0.5-2008 "Библиографическая ссылка" (введен в действие 01.01.2009). Дата обращения [в формате число-месяц-год = чч.мм.гггг] – дата, когда вы обращались к документу и он был доступен.
В начало страницы
|
|
|